Человек становится взрослым, когда перестает мечтать и начинает строить планы на будущее
22.01.2010 в 00:49
Пишет Макс Фальк:Название: Первый и последний раз!
Авторы: Макс Фальк & ~Janosh~
Бета: нет и не требуется
Фандом: "Шерлок Холмс"
Жанр: слэш
Пейринг: Шерлок Холмс/Джон Ватсон
Рейтинг: NC-17
Дисклаймер: "Жените его, убивайте, делайте с ним, что хотите" (с) А. Конан-Дойл.
Содержание: Культурный отдых в стиле Шерлока Холмса.
Размер: миди
Статус: закончен
Комментарий: автор иллюстрации - ~Janosh~
Негромко звякая фарфоровыми тарелками, миссис Хадсон убирала со стола остатки завтрака. Позднее утро в гостиной на Бейкер-стрит было на удивление тихим: никто не колотил в дверь ногами, требуя увидеться со знаменитым сыщиком, не визжала перепуганная прислуга, роняя подносы при виде клубов дыма из-под двери Холмса, не рыдали в платочек благовоспитанные девицы, лепеча про последнюю надежду. Громко щелкал маятник в напольных часах, хрустела свежая «Дейли Телеграф» в руках Холмса.
Громко щелкал маятник в напольных часах, хрустела свежая «Дейли Телеграф» в руках Холмса. Ватсон принес из кабинета свежий выпуск "Ланцета", собираясь ознакомиться с любопытной статьей о туберкулезных бациллах, но наука не лезла в голову. Через минуту он начал зевать, причем так заразительно, что Глэдстоун, до этого деловито сновавший по комнате, заполз под кресло и захрапел.
- Сегодня я уезжаю к племяннице в Джиллингем, - напомнила миссис Хадсон.
Холмс даже не пошевелился, уткнувшись в раздел объявлений. Они с квартирной хозяйкой недолюбливали друг друга, и Ватсон, положа руку на сердце, не мог осудить их за это. Холмс был весьма беспокойным постояльцем, если не сказать большего. Его посетители до обморока пугали прислугу, миссис Хадсон едва успевала пересчитывать столовое серебро после визитов бродяг и прочих сомнительных личностей, служивших информаторами или курьерами для сыщика. Химические опыты Холмса, после которых в доме на всех этажах приходилось целыми днями держать окна открытыми, также не прибавляли ей любви и терпения. А после того, как гостиная пострадала от взрыва, миссис Хадсон всерьез заявила, что намерена отказать Холмсу от квартиры. Ее утихомирило только вмешательство Ватсона, обладавшего уникальным даром переубеждать женщин.
Отложив журнал, доктор подавил непрошеный зевок.
- Я буду скучать по вашему обществу, - он добросердечно улыбнулся, и квартирная хозяйка расцвела:
- За пару дней вы не успеете соскучиться! Разве что по моей стряпне... – она кокетливо разгладила кружевную скатерть на обеденном столе.
Миссис Хадсон искренне полагала доктора истинным джентльменом, и немалую роль в этом играли приятная внешность доктора и его обворожительное умение улыбаться. Будучи бездетной вдовой, она отчасти нашла в нем замену собственному сыну, которого, если бы он был, хотела бы видеть именно таким: опрятным щеголем с хорошими манерами. Единственное, что в ее глазах портило репутацию Ватсона, была привязанность к Холмсу, который подобного товарища не заслуживал.
- Кролик был изумительным, - не обращая внимания на саркастическое фырканье из-за газеты, Ватсон продолжал бессовестно очаровывать бедную женщину. - Даже в Индии не подают к столу такого нежного карри.
Засмеявшись, миссис Хадсон махнула рукой:
- Вы настоящий дамский угодник, доктор!
Холмс звучно хрюкнул, выражая свое презрение то ли к женскому полу, то ли к манерам своего друга.
- Пока я буду в отъезде, вам будет прислуживать Сьюзен. Прошу вас, не давайте ее в обиду, - миссис Хадсон выразительно посмотрела на заголовок "Дейли телеграф", кричащий об очередном скандале в высшем свете.
- Не сомневайтесь, - взяв даму под локоть, Ватсон проводил ее до дверей гостиной. - Желаю вам приятно отдохнуть в Джиллингеме.
Мимо юркнула Сьюзен, испуганно звякнула кофейником об стол, сделала книксен, и, не поднимая глаз, шмыгнула к черной лестнице. Ватсон проводил ее задумчивым взглядом. Это была горничная из новеньких - некрасивая, исполнительная и замкнутая девушка. У него на мгновение мелькнула шальная мысль - застать девушку в одиночестве на кухне или в каморке на чердаке, где ютилась прислуга, приласкать, поцеловать, может быть, даже осчастливить более пристальным вниманием... Одернув себя, он тряхнул головой: совращать горничную в собственном доме казалось ему дурным тоном. К тому же не оберешься хлопот, если из-за его случайной прихоти через положенный природой срок у Сьюзен возникнут большие проблемы. Отбросив крамольную мысль, Ватсон вернулся к своему креслу.
Бросив газету на колени, Холмс выразительно посмотрел на друга.
- Кроме того, у нее темные волосы, а вы, как я помню, предпочитаете рыженьких.
- Это не ваше дело, - ответив укоризненным взглядом, Ватсон взялся за начатый вчера роман.
За год, проведенный под одной крышей с Холмсом, он уже привык к тому, что его мысли далеко не всегда оставались тайной. Представление о манерах у гениального сыщика было весьма расплывчатое, и если он считал нужным прокомментировать ход рассуждений друга, он не упускал возможности это сделать.
Ватсон привык к этому так же, как и к музыкальным упражнениям своего компаньона в неурочное время, его склонности к театральным эффектам, фантастическому невежеству в отдельных областях, пристрастию к кокаину и периодам депрессивной апатии, перемежавшимся бурной активностью.
Раскрыв книгу, Ватсон вернулся к приключениям господина Прудента, председателя Уэлдонского ученого общества. Новый роман Жюля Верна на этот раз повествовал не об изумительном подводном аппарате и не о полете на Луну, а о покорителе воздушного океана. Он скромно называл себя Робуром-Завоевателем и владел винтовым "Альбатросом", царящим в небе так же, как "Наутилус" царил в океанах. Увлеченный романом, Ватсон с волнением листал страницы одну за другой, нетерпеливо ожидая развязки. Покусывая подушечки пальцев, он напряженно хмурился, вместе с героями переживая неудачи, и облегченно вздыхал, когда волнения оставались позади.
Описания фантастических возможностей чудесных машин приводили его почти в священный трепет. Это было будущее, до которого оставалось рукой подать. Мощь электричества и паровых машин казалась ему откровением. Подумать только, до каких пределов может дойти разум человека!..
- Черт возьми!.. - не выдержав, он бросил книгу. - Холмс, я готов спорить, что в новом столетии нас ждет другая религия..
- Какая? - тот с любопытством опустил газету, отвлекаясь от уголовной хроники.
- Наука!
- Провода и шестеренки вместо распятия? - Холмс подпер рукой щеку, с сомнением поглядев за окно.
Не отвечая на издевку, Ватсон продемонстрировал томик, удостоившийся самого незаинтересованного взгляда сыщика:
- Это, конечно, не научный труд, а всего лишь фантазия. Но пару десятилетий назад существование быстрой связи между континентами тоже считалось фантазией, однако вспомните Грейт Истерн, с помощью которой проложили трансатлантический кабель. А двухколесный паровик Ропера?
Ватсон подался вперед, будто собирался вытрясти из Холмса согласие, если бы тот вздумал спорить.
- Я даже не упоминаю те новшества, к которым мы уже успели привыкнуть. Холмс, вы понимаете, в какое время мы живем? Каждый год преподносит нам новые открытия. То, о чем сейчас пишут в фантастических романах - и даже Паровой человек, которого вы так высмеивали - станет реальностью через десять, двадцать лет.
Холмс без энтузиазма пожал плечами:
- Я готов поверить в электричество и магнетизм, но механические люди - это абсурд.
- Почему? - требовательно оживился Ватсон. - Вы ведь сами - изобретатель.
- Вы можете вообразить себе жестяную горничную, устроенную наподобие бойлера с дверцей для дров на животе или воронкой вместо рта для керосина? - Холмс усмехнулся. - Она будет скрипеть медными суставами, дышать паром и вонять гарью. Вам в самом деле это понравится?..
- Может быть, паровой человек и не будет построен, но что вы можете возразить против электричества?
- И ваша горничная повсюду будет таскать за собой механический генератор или химические батареи? - с сарказмом спросил Холмс. - Или будет каким-то образом собирать атмосферное электричество?
- Свинцовые аккумуляторы Планте! - отмахнулся Ватсон, откидываясь на спинку кресла. - Электрические слуги должны будут носить в себе аккумуляторы. Днем они будут работать, а вечером возвращаться на специальные станции, чтобы пополнить запасы энергии.
Идея настолько понравилась доктору, что он начал развивать ее дальше:
- Представьте себе: механическая прислуга будет распространена в каждом доме. Ее можно будет покупать или брать в аренду. Ей не нужна будет ни плата, ни одежда, ни отдых. Люди будут заводить себе электрических садовников, кухарок, камердинеров. Их единственной проблемой будет механическая неисправность, и только. Холмс, представьте себе мир будущего, в котором люди всю самую тяжелую, опасную и грязную работу будут поручать подобным автоматонам.
- Представил, - голос сыщика был полон скепсиса. - Знаете, что произойдет, если ваша фантазия воплотится в реальность? На улицах окажутся миллионы безработных людей - бывших кухарок и садовников. Они станут не нужны, никто не будет пользоваться их услугами и платить им жалованье, и чтобы выжить, им придется убивать, грабить и торговать собой в масштабах, которые вы себе и вообразить не можете. Им будет не на что есть, спать и одеваться.
- Им можно будет подыскать другую работу, - смущенно, но упрямо ответил Ватсон. - Возникнут заводы по производству механической прислуги, да и не только прислуги! Будут нужны строители для станций, мастерские по починке...
- И люди будут обслуживать эти механизмы? Не лучше ли оставить все как есть? Пусть одни люди служат другим, а механизмы и электричество пусть выполняют свою, вспомогательную функцию. Вы представляете себе, что ваши железные слуги однажды могут поднять восстание на манер суфражисток, и начнут бороться за свои права?
Обиженный разгромным ответом, Ватсон замолчал. Холмс, желая сгладить впечатление, добавил с усмешкой:
- Впрочем, одна польза от подобного изобретения все-таки будет. Ваши жестяные горничные совершенно точно не смогут обзавестись жестяным младенцем даже от самого от обольстительного джентльмена. Если, конечно, наука не шагнет так далеко, что...
Взглянув на окончательно надувшегося друга, Холмс поднял брови:
- Ватсон, что с вами? Вы мрачно выглядите.
- Ничего подобного, - буркнул тот, уставившись на обложку книги.
- Вам кажется, это было невежливо?
- Это называется "свинство", а не "невежливо".
Холмс с полминуты изучал лицо Ватсона, склонив голову набок. Беспокойно потеребив газету, он наконец миролюбиво предложил, нарушая неловкую паузу:
- Давайте отвлечемся от такого далекого будущего. Обратим взгляд на настоящее. Сегодня в Олд Вик дают "Волшебную флейту". Забудем о разногласиях, друг мой, поужинаем в "Роял"… Вы ведь поможете мне промотать остатки последнего гонорара?..
Все еще обижаясь, Ватсон встретил его открытый взгляд и не смог удержать ответную улыбку:
- Можете на меня рассчитывать.
Майкрофт Холмс каждый сезон снимал два места в ложе Королевского Виктория Холл на углу Кат и Ватерлоо Роуд. Ватсон сильно сомневался, что старший брат Холмса, занимавший, по словам сыщика, "незначительный пост в министерстве", мог позволить себе подобную роскошь, будучи в самом деле незначительным чиновником. Однако семейные тайны уважал, поэтому в расспросы не вдавался. Его не удивляло, что Холмс не стремился раскрывать все карты о своей семье: если Майкрофт в самом деле был значительной фигурой, об этом не следовало болтать на каждом перекрестке. В определенных делах лишняя огласка может только повредить. Поэтому Ватсон, считая себя в некотором роде хранителем тайны, делал вид, что верит, Холмс делал вид, что верит, будто он верит, и все были довольны.
Чтобы не скучать до начала, Холмс заказал в ложу шампанского. Ведерко со льдом призывно серебрилось в полумраке, лед таял, похрустывая под тяжелой бутылкой. Сидя боком на стуле, Ватсон прикладывался к искрящемуся вину и с праздным любопытством разглядывал публику в зале. Холмс, облокотившись на перила балкона, вертел головой, отыскивая знакомые лица. Он был на удивление хорошо осведомлен о составе сливок высшего общества.
- Знакомьтесь, Ватсон: лорд Теннисон, - Холмс пихнул своего компаньона локтем в бок, указывая на ложу напротив.
- Я читал его элегии, очень романтично.
В ответном взгляде Холмса выражалась смесь брезгливости и изумления:
- Элегии?
- «Деревьев жизнь пройдёт, леса поникнут,
Туман прольётся тихою слезою,
И пашня примет пахаря в объятья,
И лебедь через много лет умрёт», - продекламировал Ватсон, надеясь поразить друга своей начитанностью, но тот скривился, будто увидел утопленника:
- Прекратите, ради всего святого! Единственное творение Теннисона, которое я позволяю вам цитировать – это последняя строка «Улисса».
- "Бороться и искать, найти и не сдаваться!.."
- Уже лучше. Вы быстро учитесь, - Холмс одарил его еще одним подозрительным взглядом и отвернулся. – О, мадам Блаватская!.. Я полагал, она сейчас в Индии, постигает премудрости мироустройства. Вы не читали ее сочинений? - Холмс с явным беспокойством обернулся к Ватсону, блестя глазами.
- Нет. А вы бы советовали?
- Ни в коем случае! – Холмс отпрянул от него, как черт от ладана. - Полная чушь, мистический старушечий бред. Даже не смейте!
Ватсон пожал плечами, подлил себе шампанского и скрестил руки на груди. Выборочные литературные пристрастия сыщика скорее забавляли, чем тревожили его.
Рыская взглядом по лицам, Холмс высоко поднял брови, пробормотав:
- О, и мистер Уайлд здесь!..
- Кто это? - отставив шампанское, Ватсон облокотился на перила, высматривая человека, который заставил сыщика насторожиться.
- Друг мой, - Холмс огорченно склонил голову набок, - вы производите впечатление человека, который не читает газет.
- Светская хроника кажется мне скучной, - честно признался тот.
- Наверное, это и к лучшему... - загадочно протянул Холмс, странно-оценивающим взглядом пройдясь по доктору. Обеспокоившись своим внешним видом, тот оглядел фрак, подозревая на нем либо пятно, либо какую-то другую неприятность, однако ничего не нашел.
- Я никогда не видел у вас в руках поэзии или мистических романов, - отгоняя неловкость, Ватсон решил сменить тему. - Как вы судите о них, не читая?
- Личность автора говорит больше, чем могут сказать все его романы, - откинувшись в кресле, Холмс хлопнул себя по карманам и огляделся с явным желанием закурить трубку, но, вздохнув, решил потерпеть.
- Вы предвзяты.
- И меня это ничуть не стесняет, - небрежно заявил тот. - Во-первых, я не ошибаюсь. Во-вторых, вся эта писанина лежит вне сферы моих интересов. В-третьих, даже если я ошибаюсь - во что я, кстати, не верю - я не намерен тратить время, чтобы выяснить, ошибаюсь я или нет.
Ватсон хотел возразить, но в этот момент послышался оркестр: музыканты настраивали инструменты. Холмс, прикрыв глаза, улыбнулся, торопливым жестом остановив друга:
- Самый прекрасный момент в опере... Слышите?.. – вдохновенно зашептал он. - Удивительно, как из хаоса, шума и гула рождается гармония. Вот - "ля" первой скрипки. – Он высоко поднял брови, вслушиваясь. - Вокруг этого идеального звука выстраивается вся громада оркестра. Они нанизываются один на другой, сплетаются, проникают друг в друга, как любовники...
Выдержав паузу, Ватсон собрался было продолжить беседу, но Холмс сердито шикнул на него, велев не мешать. С этого момента до антракта они не сказали друг другу ни слова.
Когда поднялся занавес, Холмс смотрел на сцену, забыв обо всем, что окружало его. Но даже не действие, а музыка и прекрасные голоса околдовывали его. Порой он закрывал глаза, непроизвольно дирижируя пальцами, рисуя в воздухе перед собой какие-то неведомые Ватсону узоры. Он болезненно кривился от случайных фальшивых нот, вполголоса подпевал Тамино и Памине, подыгрывал музыке на перилах балкона. Его живое лицо то хмурилось, то светлело, в глазах иногда что-то влажно поблескивало. Ватсон несколько раз ловил себя на том, что наблюдать за Холмсом ему было куда интереснее, чем следить за сюжетом действия.
Облаченный во фрак, его друг выглядел завсегдатаем светских приемов. Он даже побрился, хотя обычно отпускал щетину до неприличного состояния. Но, несмотря на внешнее соответствие всем приличиям, что-то в Холмсе было изумительно неправильное. Он был слишком ярок для этого сборища чопорных леди и надменных джентльменов, не позволявших себе ни резких жестов, ни громкого голоса.
В антракте Холмс отчаянно скучал, нетерпеливо поглядывая на опущенный занавес. Им принесли еще шампанского, но отдых был прерван визитом какой-то дамы, настойчиво просившей уделить ей минуту внимания.
- Я прошу прощения, что врываюсь к вам без приглашения, - она взволнованно щелкала веером, - но я знаю, что только вы способны помочь мне, мистер Холмс. Поверьте, я не поскуплюсь! Видите ли, мой сын, Роберт... он влюблен в одну девушку, очень знатного рода, готов обручиться, но ее родители против...
Миловидный юноша, сопровождавший мать, был явно смущен ее поведением, но возражать не решался.
- Эта девушка - я пока не могу назвать вам ее фамилию - написала моему сыну несколько писем... знаете, довольно легкомысленных, я полагаю, она даже не понимала всей сути... Эти письма были украдены!.. Я боюсь, если они попадут в недобрые руки... это будет скандал, фурор!.. Ее родители весьма влиятельные люди, нас просто пустят по миру... Прошу вас, умоляю, помогите!..
Весьма раздраженный тем, что его досуг был так грубо прерван, Холмс, прищурившись, оглядел обоих.
- Успокойтесь, миссис Томпсон. Письма не были украдены.
- Не были?.. - На покрасневшем от волнения лице гостьи появилась надежда. - Где же они?
- Они не были украдены, потому что не были написаны. Ваш сын спит с конюхом. У него нет невесты.
- Наглая... наглая ложь! - мгновенно заалевший юноша пулей вылетел из ложи. Миссис Томпсон, покачнувшись, едва не упала в обморок, но, взяв себя в руки, ретировалась вслед за сыном.
- Роберт!.. - истерично раздалось в коридоре. - Роберт!..
Ватсон потрясенно смотрел на друга.
- Холмс, но... но как?!..
- Потом, - отмахнулся тот, - слишком долго рассказывать.
- Как вы могли, Холмс, это же бестактно! Вы только что сломали жизнь этому молодому человеку, - Ватсон, по правде говоря, был не столько поражен дедукцией, сколько шокирован поведением.
- А он едва не испортил мне вечер! - поскольку Ватсон не проявлял никаких признаков понимания, Холмс объяснил со вздохом: - Он не стоит ваших волнений. Это прожженный игрок, шулер. После смерти отца спустил уже половину состояния на бегах и в притонах, и собирался этой выдумкой с письмами добыть у матери остальное. Теперь, по крайней мере, она будет лучше за ним присматривать, - пожав плечами, Холмс дал понять, что не желает развивать эту тему.
Домой решили вернуться пешком. Ватсону не хотелось менять очарование вечера на будничные обои спальни, так что сам предложил прогулку. Холмс, постоянно забегая вперед, оборачивался к нему, заглядывая в лицо.
- Вам понравилось?
Опираясь на трость, Ватсон неспешно хромал за ним: торопиться не хотелось.
- Замечательно. Я раньше не слышал эту оперу. Благодарю, что пригласили меня.
- О, не стоит, - набив трубку, Холмс остановился, чтобы раскурить ее. - Я был рад вашей компании. Вы обладаете уникальным даром, друг мой: умением молчать в нужное время.
Сомневаясь, считать ли это комплиментом, Ватсон не ответил. В его голове все еще звучали обрывки музыки, тем более что Холмс, взбудораженный представлением, то и дело начинал напевать строки из арий.
- Кстати, вы знаете, что смерть Моцарта долгое время считалась загадкой? - Холмс резко развернулся, сунул руки в карманы и продолжил идти спиной вперед, не сбавляя шага.
- Я что-то слышал об этом, - Ватсон с любопытством взглянул на сыщика. - Какая-то темная история, связанная с Сальери...
- Ерунда, - отмахнулся Холмс и заложил руки за спину. - Я внимательно изучил это дело и могу с уверенностью сказать, что Сальери непричастен.
Ожидая продолжения, Ватсон не стал перебивать.
- Возьмем факты, - оседлав любимого конька, Холмс оживился еще больше. - Незадолго до смерти здоровье Моцарта сильно пошатнулось. Но лечащие врачи даже не рассматривали необходимость помещения его в больницу. К смертному одру не позвали священника - неслыханное дело! - Вскочив на невысокий тротуарный бордюр, он раскинул руки, балансируя на узкой каменной дорожке. - Врачи не подписывали свидетельство о его смерти, а в регистрации смертей причина указана совершенно неопределенная. При этом симптомы его болезни полностью соответствуют отравлению ядом acqua toffana - мышьяк, свинец и сурьма с примесью ртути. Сам Моцарт утверждал, что его отравили именно этим составом. – Лукаво глядя на Ватсона, Холмс проверял, следит ли тот за его мыслью. - Устойчивый слух об отравлении распространился по Вене сразу же после его смерти. Его погребли в общей могиле, местоположение которой так и осталось неясно. Никто из людей, провожавших его в последний путь, так и не дошел до кладбища и не присутствовал при захоронении тела.
Эти сухие рассуждения в устах Холмса оказывались самыми занимательными рассказами, какие только Ватсону доводилось слышать. Он не сводил глаз с сыщика, возбужденно жестикулировавшего трубкой.
- Все эти странности - и не только они - говорят о том, что к делу была приложена не только рука церкви, стремившейся во всем отказать несчастному гению, но и рука светской власти. Не вдаваясь в подробности, я с точностью могу сказать, что он в самом деле был отравлен, но это было дело рук не Сальери, не Франца Хофдемеля, чью жену подозревали в связи с Моцартом, и уж конечно не бедняги Зюссмайера.
- Кто же тогда?.. - не выдержал Ватсон.
- Некоторые недалекие умы полагают, к этому причастно тайное общество масонов, к которому принадлежал и сам Моцарт. – Холмс явно не спешил удовлетворять любопытство Ватсона, любуясь его нетерпеливым лицом. – Якобы в «Волшебной флейте» он высмеял их ритуалы. Другие, не более далекие, считают, что наоборот, он их воспел, и за это был отравлен тайной полицией Австро-Венгрии.
- Что же думаете вы? – Ватсон уже не мог слушать дальше, страстно желая немедленно узнать разгадку.
- Сам Кайзер, Леопольд II, - Холмс вынул трубку изо рта и очертил перед собой широкий круг. - Я долго думал, но не нашел другого связующего звена. Лишь он обладал достаточной властью, чтобы влиять на подобные события. А зачем ему это было нужно - другой вопрос...
Спрыгнув обратно на дорогу, Холмс беспокойно зашагал по середине обычным манером и продолжил:
- Политика, друг мой – смертельно опасная игра. Вы слышали о недавней трагедии в Вене?
- Что-то читал, - уклончиво ответил Ватсон, не желая признаваться в неосведомленности.
- На представлении «Сказок Гофмана» Оффенбаха случился пожар, погибло множество людей, в том числе – некоторые влиятельные особы. Сам Оффенбах тоже погиб не так давно при странных обстоятельствах. Казалось бы, здесь нет связи... Мне написал один старый приятель Майкрофта, просил оказать небольшое содействие расследованию.
- Так вы планируете посетить Австрию?
Холмс остановился, пытливо глянул на друга.
- А вы поехали бы со мной?
Насладившись его смущением, он тут же переменил тему:
- Как жаль, что музыка, созданная порывом души, используется как инструмент в закулисных интригах…
- Это прискорбно, – согласился тот.
Некоторое время они шли в молчании. Туманная дымка заволакивала дорогу, еле-еле освещенную фонарями. Глядя под ноги, Ватсон не обратил внимания на силуэты двоих людей, появившихся впереди, и остановился, только когда услышал хриплое:
- Пр`шу пардону, сэрра. Помогите шиллингом бедному работяге.
Сзади отступление перекрыли двое таких же верзил, поигрывающих ножами.
- Похоже, нам придется отложить обсуждение, - перехватив трость, Ватсон проверил, легко ли выдвигается клинок.
После возвращения из Индии он ни разу не участвовал ни в одной, даже самой завалящей заварушке. И, по правде говоря, уже начинал скучать от однообразия. Его редкие визиты в Ист-Энд, конечно, щекотали нервы, но были вполне безопасны. А сейчас на них с Шерлоком приходились четверо вооруженных громил, настроенных весьма решительно.
- Кто вам больше нравится – те, что спереди или те, что сзади? – наклонив голову в своей обычной манере, поинтересовался Холмс.
Встав спиной к другу, Ватсон начал расстегивать пальто, чтобы длинные полы не мешали в схватке:
- Сзади.
- О, да вы настоящий ценитель!..
Не тратя больше слов попусту, Ватсон швырнул пальто в одного из приближавшихся и обнажил клинок, наконец-то нашедший применение. Звонкая сталь отбила лезвие ножа еще в замахе и воткнулась в живот первому. Второй, выпутавшись из-под пальто, получил сквозной прокол легкого: хороший знаток анатомии, Ватсон всегда мог рассчитать промежуток между рёбрами.
Холмс от души пнул одного из своих противников в пах, выведя его из строя. Второй не спешил нападать, перекидывая нож из руки в руку. Пригнувшись, он щерился обгнившими зубами и посмеивался. Отступив на шаг, Холмс взмахнул руками, будто потерял равновесие, и громила бросился вперед. Холмс отскочил в сторону, и в спину Ватсона врезалось двести фунтов бранящейся сволочи. Наградив нападавшего увесистым ударом под зад, пока тот разворачивался, Холмс врезал ему по шее и по ребрам. Корчась на мостовой, верзила осыпал несостоявшихся жертв отборными ругательствами.
- Запишите эти обороты, Ватсон, - переведя дух, Холмс кивнул на грабителя, - чудесный образчик бристольского диалекта. Если вам когда-нибудь придется выдавать себя за своего в Бристольском порту, они послужат вам Сезамом.
- Вы не ранены? – изумленный стремительностью схватки, Ватсон шагнул к другу.
Холмс, оглядев поверженных противников, оказался изумлен не меньше:
- Вы их убили?
Тот, что получил клинком в грудь, в самом деле доживал последние минуты. Убедившись, что с Холмсом все в полном порядке, Ватсон наскоро осмотрел пострадавших. Один был оглушен, другой навсегда потерял возможность стать отцом, третий, сидя на мостовой, всхлипывал, зажимая руками рану на животе.
- Они поправятся, - поднявшись с колен, Ватсон подхватил испачканное пальто и вложил оружие в ножны, превращая их в безобидную трость для хромого ветерана. - Идемте, друг мой. Полиция о них позаботится.
Кабинет для приема пациентов был отгорожен от комнаты Холмса раздвижной панелью, которая оставалась убранной большую часть времени. Усадив друга на кушетку возле окна, Ватсон зажег лампу, достал бинт и спирт. Неяркий желтый свет пастельными пятнами лег на обнаженные гипсовые фигуры атлетов.
- Дайте вашу руку. Я видел, вы ее повредили. - По комнате разнесся специфический резкий запах, когда Ватсон откупорил бутыль.
- А неплохо отдохнули, как думаете? - улыбаясь во весь рот, Холмс вальяжно откинулся на стену и непринужденно выполнил просьбу.
- Драки по ночам с бандой грабителей не кажутся мне подходящим отдыхом, - осуждающе ответил Ватсон.
На самом деле он лгал: короткая стычка встряхнула нервы, вернула угасший было азарт к жизни. Как ни странно, Ватсон чувствовал себя весьма бодро, несмотря на долгий путь пешком и поздний час.
- Не лукавьте, друг мой! Я видел, как у вас загорелись глаза! Этот азарт ни с чем не спутать. - Холмс подался вперед, чтобы отчетливее видеть лицо доктора. - Вы дрались, как... если я скажу, как тигр, это не будет слишком очевидной попыткой сделать вам комплимент? - Он иронично приподнял брови. - Я, конечно, догадывался, что вы не просто так получили ваши ранения, и наверняка лезли на рожон вопреки долгу военного врача. Но, признаться, - он в упор восхищенно глядел на смущение друга, - даже я не мог предположить, что вы так любите опасность.
Ватсон сердито бросил его руку: пара ссадин на костяшках явно не требовала серьезной врачебной помощи.
- Я должен был вам помочь.
Искусным лжецом Ватсон никогда не был, поэтому оправдания своему поведению так и не нашел. Потер лоб пальцами, пряча взгляд:
- Мне кажется, нам обоим сейчас не помешал бы стаканчик шерри. Нужно отвлечься, такие приключения грозят бессонницей.
Пристальный взгляд Холмса беспокоил его куда сильнее, чем неожиданное нападение на темной улице. Гениальный сыщик был не только исключительно умным, но и исключительно опасным... для преступников, разумеется.
Холмс загадочно улыбнулся:
- Мне нравится ход ваших мыслей, mon ami. Шерри на ночь... что может быть лучше после такого захватывающего вечера? - Сняв фрак, он непринужденным жестом размотал шейный платок и швырнул и то и другое в кресло. Расправив плечи и потерев шею, добавил: - Мои запасы кончились еще в прошлом месяце. Надеюсь, ваши не постигла та же участь?
- Да, кажется... да. То есть, нет, не постигла. Я принесу.
Запутавшись в мыслях и переживаниях, Ватсон начал суетиться. Он испытывал совершенно непозволительные ощущения, и поторопился покинуть комнату, чтобы подняться в спальню этажом выше. Там в шкафчике, кажется, что-то хранилось из старых запасов. Торопливо поднявшись по лестнице, он обшарил скромную комнатку, и, ничего не найдя, вспомнил, что не так давно сам же отнес непочатую бутылку шерри в свой кабинет, подумав, что она может пригодиться для пациентов или для какой-нибудь чересчур взволнованной гостьи Холмса.
Присев на край постели, Ватсон вцепился пальцами в волосы. Руки дрожали, как у больного нервным расстройством, сердце колотилось где-то под горлом.
Он знал за собой эту пагубную страсть, но был убежден, что она распространялась только на доступных женщин из бедных районов. Он влюблялся сослуживцев, это правда, но в отношениях с мужчинами никогда не смешивал возвышенную влюбленность с похотью. Мужская дружба была для него чем-то вроде Святого Грааля, которому он служил, как истинный рыцарь. Опошлить ее низменными желаниями – что может быть отвратительней и постыдней?
Мужчина по природе своей наделен куда более сильными плотскими желаниями, чем женщина. Неудивительно, что они могут возникать не только к распутницам, но и к близким друзьям. Но доблесть в том и состоит, чтобы подавлять преступные помыслы, оставляя дружбу чистой и нетронутой. До сих пор Ватсон имел все основания считать себя обладателем этой доблести и порядочным человеком.
Заставив себя медленно вдохнуть и выдохнуть, он напомнил себе, что Холмс - его единственный друг и сосед, а также компаньон, и он не имеет права распускаться, позволяя вмешаться в их дружбу своим безнравственным инстинктам. Почти взяв себя в руки, он встал, машинально снял фрак, оправил рубашку и манжеты, вздернул голову, готовясь вернуться.
- Вас так долго не было, что я подумал, вам пригодится моя помощь в поисках. - Холмс стоял в дверном проеме, прислонившись к косяку и скрестив руки на груди. В сумраке ночи не было видно выражения его лица, но в голосе слышалась улыбка… И что-то еще, что человек, не слишком хорошо его знающий, легко мог бы спутать с волнением.
- Нет, нет, что вы, - Ватсон отпрянул, будто предложение помощи было угрозой. - Я, похоже, должен упрекнуть себя в рассеянности. Совсем забыл, что недавно перенес свои запасы в кабинет...
Чувствуя, что начинает путаться еще больше - и от смущения собственной неловкостью, и от загадочного темного взгляда Холмса, он кашлянул и пригладил ладонью рукава рубашки. Торопливо, чтобы не передумать, он решил высказать свои чувства, надеясь, что это поможет вернуть мысли в прежнюю колею:
- Я давно хотел сказать вам, Холмс, что для меня большая честь - быть вашим другом. Вы исключительно умный, проницательный и благородный человек. Я горжусь тем, что могу делить с вами приключения, даже если они могут оказаться опасными. Надеюсь, вы не полагаете, что мое волнение вызвано страхом за свою жизнь. Скорее, за вашу. И я хочу сказать, что вы можете всецело на меня рассчитывать.
Холмс молча кивнул, и, прикрыв за собой дверь, в два шага оказался рядом с Ватсоном - спальня была крошечной. Застыв с ним вплотную на бесконечное мгновение, он бесцеремонно уселся на кровать:
- У меня такое чувство, будто я вернулся в школьные годы... Есть в этом что-то мальчишеское: сначала драка, потом разговоры по душам до глубокой ночи… Не правда ли? - Он тихо усмехнулся и продолжил серьезнее: - Я всю жизнь думал, что я - одиночка, Ватсон, и мои занятия не располагают к близким знакомствам. Сегодняшняя стычка - ничто по сравнению с теми опасностями, которым ваша жизнь может подвергнуться, если вы и дальше продолжите быть моим компаньоном. Далеко не всегда для раскрытия дела достаточно одних только стройных логических рассуждений и умения сопоставлять факты.
Тусклый свет лампы бросал тяжелые тени на его лицо. Ватсон сел рядом, тяжело сцепив пальцы.
- Я совсем не... - начал он, но Холмс молниеносно схватил его за руку:
- Дайте мне закончить! К моему величайшему удивлению, я готов признать, что ошибался. - Он посмотрел в сторону и вздохнул, хмыкнул, задрав голову к потолку, словно пытаясь разглядеть там нужные в такой момент слова. - Со мной этой так редко бывает... Но все же бывает, и сейчас я даже рад этому. - Прохладные пальцы скользнули по предплечью Ватсона и накрыли его пальцы. - Я недооценивал значимость верного плеча рядом с собой, не мог даже вообразить, что в действительности смогу положиться на кого-то, кроме себя. Но вы заставили меня усомниться в том, что в одиночку я наиболее эффективен. - Он коротко вздохнул, ему явно не слишком легко давалось такое признание. - Я хочу, чтобы вы были рядом со мной. Mano-a-mano, как говорится...
Ошеломленный признанием, Ватсон не сразу нашелся, что ответить. Холмс вторил его собственным мыслям, разделяя и чувства, и устремления.
- Для меня будет честью... - он не смог продолжить: горло сжалось от волнения, Ватсону пришлось отвернуться и несколько раз торопливо сглотнуть, прежде чем заговорить снова. Напрямую встретившись глазами с Холмсом, он хрипло попросил: - Я буду счастлив оказывать вам любое содействие, которое будет в моих силах. Позвольте обнять вас... как друга, как брата.
Вместо ответа Холмс коротко кивнул и подался вперед.
Обхватив обеими руками, Ватсон прижал его к себе, едва не задохнувшись от нахлынувших чувств, будто в самом деле обнимал давно потерянного брата. Жар в груди нарастал, колотясь о ребра. Ватсон надеялся, что объятие вышло в самом деле похожим на братское. Твердость мужского тела воспламеняла в нем не только пылкие чувства, как он ни старался задушить в себе неуместное в такой момент вожделение.
Под тонкой рубашкой Холмса он чувствовал крепкую мускулатуру, она до головокружения манила пройтись по ней пальцами, ощутить гладкость кожи, пропитанной запахом табака, испытать ее солоновато-горький вкус, узнать наощупь плечи, руки, грудь, вызвать горячие вздохи... От стыда щеки вспыхнули еще сильнее, Ватсон крепче прижал Холмса к себе, надеясь, что наваждение сейчас исчезнет, ведь это был его друг - ближайший и единственный.
Но его действия не остались без ответа. Жесткие руки Холмса обхватили его за шею и плечи, привлекая настолько близко, что горячие губы оказались где-то возле уха. Сбивчивое дыхание шумно вырывалось из легких. Холмс слегка отстранился, пробормотал горячо:
- Вы нужны мне... - И коротко, будто робея, поцеловал его в щеку - один раз, другой, смелее - в уголок губ... Пользуясь шокированным замешательством друга - в губы, жарко и почти властно.
- Вы с ума сошли, - с ноткой паники простонал Ватсон, пытаясь отстраниться, отвернуться - сделать что угодно, лишь бы увеличить расстояние между ними, внезапно оказавшееся ловушкой. - Холмс, вы не в своем уме, вы...
Внезапное озарение, как молния, высветило тесную комнатушку. Что, если Холмс оказался... из этих. Из закрытого колледжа Ватсон вынес не только багаж знаний, но и сведения о том, в чем может выражаться мужская привязанность друг к другу. Об этом не принято было говорить, но определенное количество его соотечественников отличалось врожденной тягой к собственному полу, настолько сильной, что преодолеть ее не могло. Что, если Холмс как раз был в числе подобных людей, и признание Ватсона трактовал по-своему?.. Идти теперь на попятный и объясняться, что имел в виду совсем другое, казалось Ватсону неблаговидным решением. Но он все же попытался остановить друга, хотя сам оказался во власти преступных чувств.
- Холмс, послушайте... подождите... - он взял его за плечи, стараясь прервать череду горячих поцелуев, от которых заходилось сердце.
- Ватсон, у вас поднялась температура, вспотели ладони, участилось дыхание и сердцебиение, и, готов поспорить на что угодно, расширились зрачки. Вы возбуждены не меньше меня, не пытайтесь это скрывать.
Голос Холмса звучал решительно и зло. Вялые попытки сопротивления его ничуть не тревожили. Он покрывал влажными поцелуями шею, пока руки скользили по плотной ткани фрачной рубашки, подбираясь к узлу парадного галстука.
Громко застонав, Ватсон оборвал себя: его могла услышать прислуга. Схватив запястья Холмса, он сжал их в кулаках, как в наручниках, зашептал, подставляя шею под поцелуи:
- Нас могут услышать... застать...
В голове мелькнула крамольная мысль, что, раз уж все зашло настолько далеко, один-единственный раз можно помочь друг другу, будто и в самом деле они оба вернулись в школьные годы. Пусть это будет тайной, которая свяжет их. Но потом - Ватсон поклялся себе, что не допустит повторения подобного. Он слишком дорожил этой дружбой, чтобы разрушить ее.
- Жизнь со мной под одной крышей... - Холмс целовал разгоряченную шею, захватывая в рот мочку уха, - очень опасна… Но опасность возбуждает вас, не так ли?.. - Дразнящий язык вовлек его в глубокий поцелуй.
Ватсон стонал ему в рот, обхватив его лицо ладонями, прочесывая пальцами темные волосы. Мысль о том, чтобы по-школьному неловко и поспешно "помочь" друг другу, по очереди скользя срывающимися пальцами по напряженным членам, была позабыта. Он давно не ощущал такой оглушающей страсти - да когда он вообще в последний раз был возбужден так, что в ушах шумело от гула крови?.. Жадно принимая каждый поцелуй, он со свистом втягивал воздух через прикушенные губы, запрокидывая голову. Сидеть на узкой, низкой кровати было неудобно, но про это он тоже забыл.
Не теряя времени даром, Холмс стянул с себя жилет и рубашку, быстрые пальцы ловко расправились сначала с галстуком, а потом и пуговицами на одежде Ватсона. Горячие ладони легли на гладкую грудь, поднялись к плечам, вынуждая опуститься на кровать. Усевшись верхом, Холмс прижался пахом к члену, вздыбившемуся под тканью штанов. Склонившись над телом друга, проводил руками по его животу и вверх по торсу, наслаждаясь рельефом мышц под пальцами, изучая, дразня...
Ватсон нетерпеливо тянулся вверх, беспорядочно ловил губы Холмса - выгнувшись, падал назад, прижимаясь пахом к его бедрам, стараясь потереться об него хотя бы через ткань. Он искусал себе губы, но стоны все равно прорывались глухими мучительными обрывками бессвязных слов. Он всем телом тянулся к жгучим ладоням Холмса, с мольбой сводя брови, когда руки отрывались от его кожи, чтобы тут же снова прикоснуться к ней. Сам он ни на секунду не отпускал Холмса, впиваясь пальцами в его бока и плечи, руки, царапая гладкую грудь и спину - куда только мог дотянуться.
Холмс, как зачарованный, смотрел на него. Его прикосновения, жадные, нетерпеливые, почти сумбурные, вдруг сменялись острой пронзительной нежностью. Он выгнулся, прижался к нему животом, и, глухо застонав, чуть ли не бессильно уронил голову на плечо, зарываясь лицом в ложбинку под шеей. Не замедляя бесстыдных движений бедрами, будто отбросив минутную слабость, снова приподнялся на руках. Едва различимая в полумраке, на его лице играла хищная, развратная улыбка.
Обхватив его руками за пояс, Ватсон сцепил руки в замок, не позволяя отстраниться от себя или хотя бы приподняться выше. А Холмс бесстыже разглядывал его лицо, чуть склонив голову набок.
- Господи Боже, Холмс!.. - сквозь зубы, почти зло прошипел он, не позволяя уклоняться от поцелуев, захватывая ртом подбородок, челюсть, напряженные вены на шее и вздыбившиеся мускулы плеч. Холмс дразнил его, и это сводило с ума, рождая в голове какой-то пьяный угар. Сжав его в руках так, что тот почти охнул от боли, Ватсон рывком опрокинул его на кровать, под себя, придавил всем весом, чтобы тот не смог сбежать, даже если бы захотел.
Холмс и не пытался. Он распластался под ним, откидываясь на подушки, и с его губ, помимо стонов, срывался отрывистый смех - так смеются от восторга и упоения триумфом.
Ватсон терся о его бедро, прижимаясь с такой силой, что сам едва не стонал от боли и даже не вспоминал о том, что его кто-то может услышать. А послушать было что, и если прислуга на чердаке в самом деле навострила уши, она, скорее всего, решила бы, что джентльмены захотели убить друг друга и вряд ли осмелилась бы постучаться в дверь, тем более что миссис Хадсон была в отъезде. Ватсон, почти рыча, кусал Холмса за плечи, оставляя отчетливые отпечатки, остервенело пытался расстегнуть свои брюки, просунув руку между переплетенными телами, но чертовы пуговицы не поддавались.
- Дайте я помогу... - полузадушено прошептал Холмс, ловко вывернулся из крепких объятий и заставил Ватсона перевернуться на спину, уступая инициативу. Расстегнув пуговицы брюк и высвободив подрагивающий от возбуждения член, Холмс взял его за основание, обдал горячим дыханием, позволяя скользнуть в плотно сжатые губы.
Ватсон зажал сбитую в комок простыню в кулаке, безуспешно подавляя судорожный стон. Приподнимаясь над постелью, он стремился еще глубже в горячий рот, чтобы почувствовать, как глотка мягко сжимается, пропуская его внутрь.
- Господи Боже, Холмс… - пересохшими губами прошептал он, умоляя не медлить.
Разжав пальцы, отпустил смятую простынь, не решаясь потянуться к голове Холмса, чтобы ощутить его напряженную щеку.
Игнорируя мольбу в голосе Ватсона, тот продолжал медленно ласкать его член, выпуская его и облизывая кончиком языка, посасывая головку или заглатывая так глубоко, что почти упирался носом в россыпь светлых волос на лобке. Свободная рука Холмса потянулась вверх по торсу и властно легла на грудь, пока вторая легко, дразняще надрачивала член, сжав пальцы в кольцо.
Ватсон накрыл его руку своей. Действия Холмса заставляли его чувствовать какое-то оцепенение, почти беспомощность, в которой он мог только дышать - да и дышать удавалось с трудом, лишь в такт взлохмаченной голове, то поднимавшейся над его пахом, то опускавшейся вниз. Прикоснувшись к его щеке, он скользнул пальцами к влажным губам. Язык Холмса, пройдясь по заостренной головке, лизнул пальцы, рот на мгновение сомкнулся на них, обжигая, чтобы в следующий момент снова накрыть член. Стиснув руку Холмса на своей груди, Ватсон потянулся к его волосам, вплел в них пальцы, будто отыскивая опору.
Наконец смилостивившись, тот ускорил темп, позволяя члену проникать так глубоко, как это только было возможно. Стоны стали похожи на утробное рычание, животное и ненасытное. Холмс мял его мошонку, крепко придерживая член у основания. Подняв на Ватсона затуманенный взгляд, сам застонал от увиденного.
Вцепившись во взмокшие волосы на затылке, Ватсон с силой пригибал вниз голову Холмса, инстинктивно-резкими движениями бедер вбивая член ему в глотку. На отчетливые стоны у него не хватало дыхания, он мог издавать только какие-то низкие нечеловеческие звуки, полные жажды. Ускоряя движения, он не позволял Холмсу ни на дюйм поднять голову, даже для того, чтобы тот мог перевести дух. Холмс еще плотнее сжал губы, позволяя члену проскальзывать по языку в самое горло, и через несколько секунд Ватсон кончил почти с криком, который, к счастью, был слишком хриплым для того, чтобы стать громким.
Проглотив все до последней капли, Холмс позволил обмякшему члену выскользнуть, и ласково поцеловал его. Приподнявшись на локте, улегся рядом с другом, любуясь вызванным смятением.
Прикрыв глаза, Ватсон неподвижно лежал, не в силах пошевелиться. Он даже не сдвинулся с места, чтобы дать Холмсу возможность лечь рядом. Ошеломленный и растерянный от всего того, что только что произошло, он, тем не менее, чувствовал невыразимо приятную тяжесть во всем теле. Это заставляло его едва заметно улыбаться, и скрыть улыбку усилием воли было невозможно: губы не повиновались ему, как и разум несколько минут назад.
Холмс какое-то время лежал, подперев щеку рукой и с улыбкой смотрел на него – своего друга и теперь уже любовника. Его собственное дыхание не спешило успокаиваться. Положив голову Ватсону на плечо, почти задев носом шею, он втянул в себя изумительное сочетание феромонов: пот, страсть и удовольствие. Потянувшись к паху, он лег щекой на горячее плечо и застонал от предвкушения.
Действия Холмса пробудили в Ватсоне живой интерес, и хотя испытывать возбуждение он уже не мог, отголоски собственного удовольствия, все еще разлитого по телу, отозвались на ритмичное движение руки, скользящей возле бедра. Он провел рукой по обнаженной груди Холмса, погладил его живот, тонкое запястье, и потянулся ниже, запуская руку в призывно расстегнутые штаны. Не отрывая глаз, он смотрел, как Холмс дрочит сам себя, будто это было дополнительным удовольствием для самого Ватсона, а не стремлением Холмса удовлетворить себя. Он поглаживал и сжимал корень члена, потирал ладонью мошонку, надавливал пальцами на промежность, слушая стоны под ухом.
- Сильнее... Да... Пожалуйста, да... Здесь... - хриплый шепот возле самого уха подтверждал, что его действия были оценены по достоинству и желанны. Холмс приподнимал бедра на встречу его руке, прерывисто стонал.
Увлеченный горячим отзывом, Ватсон не медлил. Он отыскивал самые чувствительные точки, почти интуитивно нащупывая их чуткими сильными пальцами. Одной рукой обняв Холмса, он прижал его голову к своему плечу и не отрывал взгляда от потемневшей головки, ежесекундно появлявшейся из кулака .
Судя по тому, каким протяжными стали стоны, тот уже приближался к оргазму. Внезапно он схватил Ватсона за руку и дернул ее туда, где только что была его собственная:
- Ватсон!.. Ну же...
Тот не думал помочь Холмсу, но, взявшись за член, неожиданно понял, что зря. В этом было что-то безумно порочное, и именно этому невозможно было противиться. Оплетя член пальцами, он задвигал рукой так же, как если бы делал это для себя - а дрочить себя он умел и любил, хотя сейчас было не время для демонстрации своего мастерства. Прижав к себе Холмса еще теснее, он властно целовал его голую шею, уши, линию челюсти, вслушиваясь в беспорядочное дыхание и замирая в напряженном ожидании громкого стона.
Холмс не заставил долго себя ждать. Быстро задышав, он резко выгнулся, судорожно дернулся в его руках, закусив губу, и расслабленно уронил голову обратно на плечо.
Тусклое утро встретило доктора похмельем того, что так и не было выпито. Растерзанная кровать и смятые вещи на полу ясно свидетельствовали о том, что произошло вчера. До ушей закутавшись в одеяло, Ватсон перебирал в памяти ночные события и сотни раз умирал от стыда, вспоминая каждый стон. Решение пришло незамедлительно: он должен был уехать. Сохранить свою дружбу с Холмсом можно было только на расстоянии. Зная за собой способность потакать своим порокам – и это касалось не только азартных игр, хотя они были самым невинным из его увлечений – он решил, что, как порядочный джентльмен, просто обязан немедленно покинуть этот дом.
Слава богу, Холмс к утру милосердно исчез из его постели.
Когда Ватсон собрался с духом, чтобы сообщить своему другу это решение, выяснилось, что тот уехал ранним утром в неизвестном направлении. Проведя день в угрызениях совести, Ватсон не мог дождаться его возвращения. Чтобы занять хотя бы руки, он начал паковать вещи.
Холмс появился, когда уже давно стемнело, и за окнами моросил заунывный дождь.
- Ватсон! – стряхивая воду со шляпы прямо на пол, он сунул в зубы промокшую трубку: - Собирайтесь, наш поезд отправляется через час.
Он был точно таким же, как и сутки назад – деловым, оживленным. Будто ночью ничего не произошло.
- Я должен вам сказать…
- О, да вы уже собрались! Интуиция вас не подвела, друг мой, - обойдя вокруг составленных в холле сундуков, Холмс весело прищурился: - Но вы перестарались. Вам понадобится только самое необходимое, а не весь ваш багаж.
- Нам нужно поговорить…
- Мы поговорим в поезде, - перебил Холмс. – Это дело не терпит отлагательств. Хозяин поместья Бредхолл найден мертвым в запертой комнате. Окна закрыты, никаких следов, никто ничего не слышал. Зато в камине я обнаружил любопытный обрывок письма: «вы поплатитесь», «я обещаю» и «ничего святого»! Как вам эта загадка, Ватсон?
- Насильственная смерть?..
- Никаких следов! – торжествующе воскликнул Холмс.
- Апоплексический удар?
- Он тощий, как ваша трость.
- Отравление?
- Маловероятно. Он жил один и был беден, как церковная крыса. Земля заложена и перезаложена.
Ватсон пригладил усы, нахмурившись, и сделал еще одну робкую попытку:
- Холмс, я не смогу вас сопровождать.
Сыщик, с детским простодушием глядя на него, пожал плечами:
- Но мне нужна ваша помощь! Вы ведь врач, вы сможете предположить причину смерти. И, раз уж вы все равно собрались проветриться, почему бы не совместить это с поездкой?
Не находя возражений, тот растерянно оглядел холл, заставленный вещами. Холмс вел себя так, будто ничего не случилось. Возможно, это было единственно верным решением. Возможно, им обоим в самом деле следовало забыть обо всем. В конце-концов, Холмс не раз демонстрировал свое пренебрежение приличиями, и винить Ватсон мог только себя. Гениальному сыщику позволено быть немного безумным. Но потакать ему в дальнейшем было категорически нельзя. Приняв твердое решение строже следить за собой, Ватсон приободрился.
- Поезд отходит через пятьдесят минут, - нетерпеливо напомнил Холмс.
«Это в последний раз, когда я позволяю ему втянуть себя в авантюру» - пообещал себе Ватсон. И ответил:
- Что же, я готов, старина.
The night after the opera... by ~LucioCrescent on deviantART
URL записиАвторы: Макс Фальк & ~Janosh~
Бета: нет и не требуется
Фандом: "Шерлок Холмс"
Жанр: слэш
Пейринг: Шерлок Холмс/Джон Ватсон
Рейтинг: NC-17
Дисклаймер: "Жените его, убивайте, делайте с ним, что хотите" (с) А. Конан-Дойл.
Содержание: Культурный отдых в стиле Шерлока Холмса.
Размер: миди
Статус: закончен
Комментарий: автор иллюстрации - ~Janosh~
Негромко звякая фарфоровыми тарелками, миссис Хадсон убирала со стола остатки завтрака. Позднее утро в гостиной на Бейкер-стрит было на удивление тихим: никто не колотил в дверь ногами, требуя увидеться со знаменитым сыщиком, не визжала перепуганная прислуга, роняя подносы при виде клубов дыма из-под двери Холмса, не рыдали в платочек благовоспитанные девицы, лепеча про последнюю надежду. Громко щелкал маятник в напольных часах, хрустела свежая «Дейли Телеграф» в руках Холмса.
Громко щелкал маятник в напольных часах, хрустела свежая «Дейли Телеграф» в руках Холмса. Ватсон принес из кабинета свежий выпуск "Ланцета", собираясь ознакомиться с любопытной статьей о туберкулезных бациллах, но наука не лезла в голову. Через минуту он начал зевать, причем так заразительно, что Глэдстоун, до этого деловито сновавший по комнате, заполз под кресло и захрапел.
- Сегодня я уезжаю к племяннице в Джиллингем, - напомнила миссис Хадсон.
Холмс даже не пошевелился, уткнувшись в раздел объявлений. Они с квартирной хозяйкой недолюбливали друг друга, и Ватсон, положа руку на сердце, не мог осудить их за это. Холмс был весьма беспокойным постояльцем, если не сказать большего. Его посетители до обморока пугали прислугу, миссис Хадсон едва успевала пересчитывать столовое серебро после визитов бродяг и прочих сомнительных личностей, служивших информаторами или курьерами для сыщика. Химические опыты Холмса, после которых в доме на всех этажах приходилось целыми днями держать окна открытыми, также не прибавляли ей любви и терпения. А после того, как гостиная пострадала от взрыва, миссис Хадсон всерьез заявила, что намерена отказать Холмсу от квартиры. Ее утихомирило только вмешательство Ватсона, обладавшего уникальным даром переубеждать женщин.
Отложив журнал, доктор подавил непрошеный зевок.
- Я буду скучать по вашему обществу, - он добросердечно улыбнулся, и квартирная хозяйка расцвела:
- За пару дней вы не успеете соскучиться! Разве что по моей стряпне... – она кокетливо разгладила кружевную скатерть на обеденном столе.
Миссис Хадсон искренне полагала доктора истинным джентльменом, и немалую роль в этом играли приятная внешность доктора и его обворожительное умение улыбаться. Будучи бездетной вдовой, она отчасти нашла в нем замену собственному сыну, которого, если бы он был, хотела бы видеть именно таким: опрятным щеголем с хорошими манерами. Единственное, что в ее глазах портило репутацию Ватсона, была привязанность к Холмсу, который подобного товарища не заслуживал.
- Кролик был изумительным, - не обращая внимания на саркастическое фырканье из-за газеты, Ватсон продолжал бессовестно очаровывать бедную женщину. - Даже в Индии не подают к столу такого нежного карри.
Засмеявшись, миссис Хадсон махнула рукой:
- Вы настоящий дамский угодник, доктор!
Холмс звучно хрюкнул, выражая свое презрение то ли к женскому полу, то ли к манерам своего друга.
- Пока я буду в отъезде, вам будет прислуживать Сьюзен. Прошу вас, не давайте ее в обиду, - миссис Хадсон выразительно посмотрела на заголовок "Дейли телеграф", кричащий об очередном скандале в высшем свете.
- Не сомневайтесь, - взяв даму под локоть, Ватсон проводил ее до дверей гостиной. - Желаю вам приятно отдохнуть в Джиллингеме.
Мимо юркнула Сьюзен, испуганно звякнула кофейником об стол, сделала книксен, и, не поднимая глаз, шмыгнула к черной лестнице. Ватсон проводил ее задумчивым взглядом. Это была горничная из новеньких - некрасивая, исполнительная и замкнутая девушка. У него на мгновение мелькнула шальная мысль - застать девушку в одиночестве на кухне или в каморке на чердаке, где ютилась прислуга, приласкать, поцеловать, может быть, даже осчастливить более пристальным вниманием... Одернув себя, он тряхнул головой: совращать горничную в собственном доме казалось ему дурным тоном. К тому же не оберешься хлопот, если из-за его случайной прихоти через положенный природой срок у Сьюзен возникнут большие проблемы. Отбросив крамольную мысль, Ватсон вернулся к своему креслу.
Бросив газету на колени, Холмс выразительно посмотрел на друга.
- Кроме того, у нее темные волосы, а вы, как я помню, предпочитаете рыженьких.
- Это не ваше дело, - ответив укоризненным взглядом, Ватсон взялся за начатый вчера роман.
За год, проведенный под одной крышей с Холмсом, он уже привык к тому, что его мысли далеко не всегда оставались тайной. Представление о манерах у гениального сыщика было весьма расплывчатое, и если он считал нужным прокомментировать ход рассуждений друга, он не упускал возможности это сделать.
Ватсон привык к этому так же, как и к музыкальным упражнениям своего компаньона в неурочное время, его склонности к театральным эффектам, фантастическому невежеству в отдельных областях, пристрастию к кокаину и периодам депрессивной апатии, перемежавшимся бурной активностью.
Раскрыв книгу, Ватсон вернулся к приключениям господина Прудента, председателя Уэлдонского ученого общества. Новый роман Жюля Верна на этот раз повествовал не об изумительном подводном аппарате и не о полете на Луну, а о покорителе воздушного океана. Он скромно называл себя Робуром-Завоевателем и владел винтовым "Альбатросом", царящим в небе так же, как "Наутилус" царил в океанах. Увлеченный романом, Ватсон с волнением листал страницы одну за другой, нетерпеливо ожидая развязки. Покусывая подушечки пальцев, он напряженно хмурился, вместе с героями переживая неудачи, и облегченно вздыхал, когда волнения оставались позади.
Описания фантастических возможностей чудесных машин приводили его почти в священный трепет. Это было будущее, до которого оставалось рукой подать. Мощь электричества и паровых машин казалась ему откровением. Подумать только, до каких пределов может дойти разум человека!..
- Черт возьми!.. - не выдержав, он бросил книгу. - Холмс, я готов спорить, что в новом столетии нас ждет другая религия..
- Какая? - тот с любопытством опустил газету, отвлекаясь от уголовной хроники.
- Наука!
- Провода и шестеренки вместо распятия? - Холмс подпер рукой щеку, с сомнением поглядев за окно.
Не отвечая на издевку, Ватсон продемонстрировал томик, удостоившийся самого незаинтересованного взгляда сыщика:
- Это, конечно, не научный труд, а всего лишь фантазия. Но пару десятилетий назад существование быстрой связи между континентами тоже считалось фантазией, однако вспомните Грейт Истерн, с помощью которой проложили трансатлантический кабель. А двухколесный паровик Ропера?
Ватсон подался вперед, будто собирался вытрясти из Холмса согласие, если бы тот вздумал спорить.
- Я даже не упоминаю те новшества, к которым мы уже успели привыкнуть. Холмс, вы понимаете, в какое время мы живем? Каждый год преподносит нам новые открытия. То, о чем сейчас пишут в фантастических романах - и даже Паровой человек, которого вы так высмеивали - станет реальностью через десять, двадцать лет.
Холмс без энтузиазма пожал плечами:
- Я готов поверить в электричество и магнетизм, но механические люди - это абсурд.
- Почему? - требовательно оживился Ватсон. - Вы ведь сами - изобретатель.
- Вы можете вообразить себе жестяную горничную, устроенную наподобие бойлера с дверцей для дров на животе или воронкой вместо рта для керосина? - Холмс усмехнулся. - Она будет скрипеть медными суставами, дышать паром и вонять гарью. Вам в самом деле это понравится?..
- Может быть, паровой человек и не будет построен, но что вы можете возразить против электричества?
- И ваша горничная повсюду будет таскать за собой механический генератор или химические батареи? - с сарказмом спросил Холмс. - Или будет каким-то образом собирать атмосферное электричество?
- Свинцовые аккумуляторы Планте! - отмахнулся Ватсон, откидываясь на спинку кресла. - Электрические слуги должны будут носить в себе аккумуляторы. Днем они будут работать, а вечером возвращаться на специальные станции, чтобы пополнить запасы энергии.
Идея настолько понравилась доктору, что он начал развивать ее дальше:
- Представьте себе: механическая прислуга будет распространена в каждом доме. Ее можно будет покупать или брать в аренду. Ей не нужна будет ни плата, ни одежда, ни отдых. Люди будут заводить себе электрических садовников, кухарок, камердинеров. Их единственной проблемой будет механическая неисправность, и только. Холмс, представьте себе мир будущего, в котором люди всю самую тяжелую, опасную и грязную работу будут поручать подобным автоматонам.
- Представил, - голос сыщика был полон скепсиса. - Знаете, что произойдет, если ваша фантазия воплотится в реальность? На улицах окажутся миллионы безработных людей - бывших кухарок и садовников. Они станут не нужны, никто не будет пользоваться их услугами и платить им жалованье, и чтобы выжить, им придется убивать, грабить и торговать собой в масштабах, которые вы себе и вообразить не можете. Им будет не на что есть, спать и одеваться.
- Им можно будет подыскать другую работу, - смущенно, но упрямо ответил Ватсон. - Возникнут заводы по производству механической прислуги, да и не только прислуги! Будут нужны строители для станций, мастерские по починке...
- И люди будут обслуживать эти механизмы? Не лучше ли оставить все как есть? Пусть одни люди служат другим, а механизмы и электричество пусть выполняют свою, вспомогательную функцию. Вы представляете себе, что ваши железные слуги однажды могут поднять восстание на манер суфражисток, и начнут бороться за свои права?
Обиженный разгромным ответом, Ватсон замолчал. Холмс, желая сгладить впечатление, добавил с усмешкой:
- Впрочем, одна польза от подобного изобретения все-таки будет. Ваши жестяные горничные совершенно точно не смогут обзавестись жестяным младенцем даже от самого от обольстительного джентльмена. Если, конечно, наука не шагнет так далеко, что...
Взглянув на окончательно надувшегося друга, Холмс поднял брови:
- Ватсон, что с вами? Вы мрачно выглядите.
- Ничего подобного, - буркнул тот, уставившись на обложку книги.
- Вам кажется, это было невежливо?
- Это называется "свинство", а не "невежливо".
Холмс с полминуты изучал лицо Ватсона, склонив голову набок. Беспокойно потеребив газету, он наконец миролюбиво предложил, нарушая неловкую паузу:
- Давайте отвлечемся от такого далекого будущего. Обратим взгляд на настоящее. Сегодня в Олд Вик дают "Волшебную флейту". Забудем о разногласиях, друг мой, поужинаем в "Роял"… Вы ведь поможете мне промотать остатки последнего гонорара?..
Все еще обижаясь, Ватсон встретил его открытый взгляд и не смог удержать ответную улыбку:
- Можете на меня рассчитывать.
Майкрофт Холмс каждый сезон снимал два места в ложе Королевского Виктория Холл на углу Кат и Ватерлоо Роуд. Ватсон сильно сомневался, что старший брат Холмса, занимавший, по словам сыщика, "незначительный пост в министерстве", мог позволить себе подобную роскошь, будучи в самом деле незначительным чиновником. Однако семейные тайны уважал, поэтому в расспросы не вдавался. Его не удивляло, что Холмс не стремился раскрывать все карты о своей семье: если Майкрофт в самом деле был значительной фигурой, об этом не следовало болтать на каждом перекрестке. В определенных делах лишняя огласка может только повредить. Поэтому Ватсон, считая себя в некотором роде хранителем тайны, делал вид, что верит, Холмс делал вид, что верит, будто он верит, и все были довольны.
Чтобы не скучать до начала, Холмс заказал в ложу шампанского. Ведерко со льдом призывно серебрилось в полумраке, лед таял, похрустывая под тяжелой бутылкой. Сидя боком на стуле, Ватсон прикладывался к искрящемуся вину и с праздным любопытством разглядывал публику в зале. Холмс, облокотившись на перила балкона, вертел головой, отыскивая знакомые лица. Он был на удивление хорошо осведомлен о составе сливок высшего общества.
- Знакомьтесь, Ватсон: лорд Теннисон, - Холмс пихнул своего компаньона локтем в бок, указывая на ложу напротив.
- Я читал его элегии, очень романтично.
В ответном взгляде Холмса выражалась смесь брезгливости и изумления:
- Элегии?
- «Деревьев жизнь пройдёт, леса поникнут,
Туман прольётся тихою слезою,
И пашня примет пахаря в объятья,
И лебедь через много лет умрёт», - продекламировал Ватсон, надеясь поразить друга своей начитанностью, но тот скривился, будто увидел утопленника:
- Прекратите, ради всего святого! Единственное творение Теннисона, которое я позволяю вам цитировать – это последняя строка «Улисса».
- "Бороться и искать, найти и не сдаваться!.."
- Уже лучше. Вы быстро учитесь, - Холмс одарил его еще одним подозрительным взглядом и отвернулся. – О, мадам Блаватская!.. Я полагал, она сейчас в Индии, постигает премудрости мироустройства. Вы не читали ее сочинений? - Холмс с явным беспокойством обернулся к Ватсону, блестя глазами.
- Нет. А вы бы советовали?
- Ни в коем случае! – Холмс отпрянул от него, как черт от ладана. - Полная чушь, мистический старушечий бред. Даже не смейте!
Ватсон пожал плечами, подлил себе шампанского и скрестил руки на груди. Выборочные литературные пристрастия сыщика скорее забавляли, чем тревожили его.
Рыская взглядом по лицам, Холмс высоко поднял брови, пробормотав:
- О, и мистер Уайлд здесь!..
- Кто это? - отставив шампанское, Ватсон облокотился на перила, высматривая человека, который заставил сыщика насторожиться.
- Друг мой, - Холмс огорченно склонил голову набок, - вы производите впечатление человека, который не читает газет.
- Светская хроника кажется мне скучной, - честно признался тот.
- Наверное, это и к лучшему... - загадочно протянул Холмс, странно-оценивающим взглядом пройдясь по доктору. Обеспокоившись своим внешним видом, тот оглядел фрак, подозревая на нем либо пятно, либо какую-то другую неприятность, однако ничего не нашел.
- Я никогда не видел у вас в руках поэзии или мистических романов, - отгоняя неловкость, Ватсон решил сменить тему. - Как вы судите о них, не читая?
- Личность автора говорит больше, чем могут сказать все его романы, - откинувшись в кресле, Холмс хлопнул себя по карманам и огляделся с явным желанием закурить трубку, но, вздохнув, решил потерпеть.
- Вы предвзяты.
- И меня это ничуть не стесняет, - небрежно заявил тот. - Во-первых, я не ошибаюсь. Во-вторых, вся эта писанина лежит вне сферы моих интересов. В-третьих, даже если я ошибаюсь - во что я, кстати, не верю - я не намерен тратить время, чтобы выяснить, ошибаюсь я или нет.
Ватсон хотел возразить, но в этот момент послышался оркестр: музыканты настраивали инструменты. Холмс, прикрыв глаза, улыбнулся, торопливым жестом остановив друга:
- Самый прекрасный момент в опере... Слышите?.. – вдохновенно зашептал он. - Удивительно, как из хаоса, шума и гула рождается гармония. Вот - "ля" первой скрипки. – Он высоко поднял брови, вслушиваясь. - Вокруг этого идеального звука выстраивается вся громада оркестра. Они нанизываются один на другой, сплетаются, проникают друг в друга, как любовники...
Выдержав паузу, Ватсон собрался было продолжить беседу, но Холмс сердито шикнул на него, велев не мешать. С этого момента до антракта они не сказали друг другу ни слова.
Когда поднялся занавес, Холмс смотрел на сцену, забыв обо всем, что окружало его. Но даже не действие, а музыка и прекрасные голоса околдовывали его. Порой он закрывал глаза, непроизвольно дирижируя пальцами, рисуя в воздухе перед собой какие-то неведомые Ватсону узоры. Он болезненно кривился от случайных фальшивых нот, вполголоса подпевал Тамино и Памине, подыгрывал музыке на перилах балкона. Его живое лицо то хмурилось, то светлело, в глазах иногда что-то влажно поблескивало. Ватсон несколько раз ловил себя на том, что наблюдать за Холмсом ему было куда интереснее, чем следить за сюжетом действия.
Облаченный во фрак, его друг выглядел завсегдатаем светских приемов. Он даже побрился, хотя обычно отпускал щетину до неприличного состояния. Но, несмотря на внешнее соответствие всем приличиям, что-то в Холмсе было изумительно неправильное. Он был слишком ярок для этого сборища чопорных леди и надменных джентльменов, не позволявших себе ни резких жестов, ни громкого голоса.
В антракте Холмс отчаянно скучал, нетерпеливо поглядывая на опущенный занавес. Им принесли еще шампанского, но отдых был прерван визитом какой-то дамы, настойчиво просившей уделить ей минуту внимания.
- Я прошу прощения, что врываюсь к вам без приглашения, - она взволнованно щелкала веером, - но я знаю, что только вы способны помочь мне, мистер Холмс. Поверьте, я не поскуплюсь! Видите ли, мой сын, Роберт... он влюблен в одну девушку, очень знатного рода, готов обручиться, но ее родители против...
Миловидный юноша, сопровождавший мать, был явно смущен ее поведением, но возражать не решался.
- Эта девушка - я пока не могу назвать вам ее фамилию - написала моему сыну несколько писем... знаете, довольно легкомысленных, я полагаю, она даже не понимала всей сути... Эти письма были украдены!.. Я боюсь, если они попадут в недобрые руки... это будет скандал, фурор!.. Ее родители весьма влиятельные люди, нас просто пустят по миру... Прошу вас, умоляю, помогите!..
Весьма раздраженный тем, что его досуг был так грубо прерван, Холмс, прищурившись, оглядел обоих.
- Успокойтесь, миссис Томпсон. Письма не были украдены.
- Не были?.. - На покрасневшем от волнения лице гостьи появилась надежда. - Где же они?
- Они не были украдены, потому что не были написаны. Ваш сын спит с конюхом. У него нет невесты.
- Наглая... наглая ложь! - мгновенно заалевший юноша пулей вылетел из ложи. Миссис Томпсон, покачнувшись, едва не упала в обморок, но, взяв себя в руки, ретировалась вслед за сыном.
- Роберт!.. - истерично раздалось в коридоре. - Роберт!..
Ватсон потрясенно смотрел на друга.
- Холмс, но... но как?!..
- Потом, - отмахнулся тот, - слишком долго рассказывать.
- Как вы могли, Холмс, это же бестактно! Вы только что сломали жизнь этому молодому человеку, - Ватсон, по правде говоря, был не столько поражен дедукцией, сколько шокирован поведением.
- А он едва не испортил мне вечер! - поскольку Ватсон не проявлял никаких признаков понимания, Холмс объяснил со вздохом: - Он не стоит ваших волнений. Это прожженный игрок, шулер. После смерти отца спустил уже половину состояния на бегах и в притонах, и собирался этой выдумкой с письмами добыть у матери остальное. Теперь, по крайней мере, она будет лучше за ним присматривать, - пожав плечами, Холмс дал понять, что не желает развивать эту тему.
Домой решили вернуться пешком. Ватсону не хотелось менять очарование вечера на будничные обои спальни, так что сам предложил прогулку. Холмс, постоянно забегая вперед, оборачивался к нему, заглядывая в лицо.
- Вам понравилось?
Опираясь на трость, Ватсон неспешно хромал за ним: торопиться не хотелось.
- Замечательно. Я раньше не слышал эту оперу. Благодарю, что пригласили меня.
- О, не стоит, - набив трубку, Холмс остановился, чтобы раскурить ее. - Я был рад вашей компании. Вы обладаете уникальным даром, друг мой: умением молчать в нужное время.
Сомневаясь, считать ли это комплиментом, Ватсон не ответил. В его голове все еще звучали обрывки музыки, тем более что Холмс, взбудораженный представлением, то и дело начинал напевать строки из арий.
- Кстати, вы знаете, что смерть Моцарта долгое время считалась загадкой? - Холмс резко развернулся, сунул руки в карманы и продолжил идти спиной вперед, не сбавляя шага.
- Я что-то слышал об этом, - Ватсон с любопытством взглянул на сыщика. - Какая-то темная история, связанная с Сальери...
- Ерунда, - отмахнулся Холмс и заложил руки за спину. - Я внимательно изучил это дело и могу с уверенностью сказать, что Сальери непричастен.
Ожидая продолжения, Ватсон не стал перебивать.
- Возьмем факты, - оседлав любимого конька, Холмс оживился еще больше. - Незадолго до смерти здоровье Моцарта сильно пошатнулось. Но лечащие врачи даже не рассматривали необходимость помещения его в больницу. К смертному одру не позвали священника - неслыханное дело! - Вскочив на невысокий тротуарный бордюр, он раскинул руки, балансируя на узкой каменной дорожке. - Врачи не подписывали свидетельство о его смерти, а в регистрации смертей причина указана совершенно неопределенная. При этом симптомы его болезни полностью соответствуют отравлению ядом acqua toffana - мышьяк, свинец и сурьма с примесью ртути. Сам Моцарт утверждал, что его отравили именно этим составом. – Лукаво глядя на Ватсона, Холмс проверял, следит ли тот за его мыслью. - Устойчивый слух об отравлении распространился по Вене сразу же после его смерти. Его погребли в общей могиле, местоположение которой так и осталось неясно. Никто из людей, провожавших его в последний путь, так и не дошел до кладбища и не присутствовал при захоронении тела.
Эти сухие рассуждения в устах Холмса оказывались самыми занимательными рассказами, какие только Ватсону доводилось слышать. Он не сводил глаз с сыщика, возбужденно жестикулировавшего трубкой.
- Все эти странности - и не только они - говорят о том, что к делу была приложена не только рука церкви, стремившейся во всем отказать несчастному гению, но и рука светской власти. Не вдаваясь в подробности, я с точностью могу сказать, что он в самом деле был отравлен, но это было дело рук не Сальери, не Франца Хофдемеля, чью жену подозревали в связи с Моцартом, и уж конечно не бедняги Зюссмайера.
- Кто же тогда?.. - не выдержал Ватсон.
- Некоторые недалекие умы полагают, к этому причастно тайное общество масонов, к которому принадлежал и сам Моцарт. – Холмс явно не спешил удовлетворять любопытство Ватсона, любуясь его нетерпеливым лицом. – Якобы в «Волшебной флейте» он высмеял их ритуалы. Другие, не более далекие, считают, что наоборот, он их воспел, и за это был отравлен тайной полицией Австро-Венгрии.
- Что же думаете вы? – Ватсон уже не мог слушать дальше, страстно желая немедленно узнать разгадку.
- Сам Кайзер, Леопольд II, - Холмс вынул трубку изо рта и очертил перед собой широкий круг. - Я долго думал, но не нашел другого связующего звена. Лишь он обладал достаточной властью, чтобы влиять на подобные события. А зачем ему это было нужно - другой вопрос...
Спрыгнув обратно на дорогу, Холмс беспокойно зашагал по середине обычным манером и продолжил:
- Политика, друг мой – смертельно опасная игра. Вы слышали о недавней трагедии в Вене?
- Что-то читал, - уклончиво ответил Ватсон, не желая признаваться в неосведомленности.
- На представлении «Сказок Гофмана» Оффенбаха случился пожар, погибло множество людей, в том числе – некоторые влиятельные особы. Сам Оффенбах тоже погиб не так давно при странных обстоятельствах. Казалось бы, здесь нет связи... Мне написал один старый приятель Майкрофта, просил оказать небольшое содействие расследованию.
- Так вы планируете посетить Австрию?
Холмс остановился, пытливо глянул на друга.
- А вы поехали бы со мной?
Насладившись его смущением, он тут же переменил тему:
- Как жаль, что музыка, созданная порывом души, используется как инструмент в закулисных интригах…
- Это прискорбно, – согласился тот.
Некоторое время они шли в молчании. Туманная дымка заволакивала дорогу, еле-еле освещенную фонарями. Глядя под ноги, Ватсон не обратил внимания на силуэты двоих людей, появившихся впереди, и остановился, только когда услышал хриплое:
- Пр`шу пардону, сэрра. Помогите шиллингом бедному работяге.
Сзади отступление перекрыли двое таких же верзил, поигрывающих ножами.
- Похоже, нам придется отложить обсуждение, - перехватив трость, Ватсон проверил, легко ли выдвигается клинок.
После возвращения из Индии он ни разу не участвовал ни в одной, даже самой завалящей заварушке. И, по правде говоря, уже начинал скучать от однообразия. Его редкие визиты в Ист-Энд, конечно, щекотали нервы, но были вполне безопасны. А сейчас на них с Шерлоком приходились четверо вооруженных громил, настроенных весьма решительно.
- Кто вам больше нравится – те, что спереди или те, что сзади? – наклонив голову в своей обычной манере, поинтересовался Холмс.
Встав спиной к другу, Ватсон начал расстегивать пальто, чтобы длинные полы не мешали в схватке:
- Сзади.
- О, да вы настоящий ценитель!..
Не тратя больше слов попусту, Ватсон швырнул пальто в одного из приближавшихся и обнажил клинок, наконец-то нашедший применение. Звонкая сталь отбила лезвие ножа еще в замахе и воткнулась в живот первому. Второй, выпутавшись из-под пальто, получил сквозной прокол легкого: хороший знаток анатомии, Ватсон всегда мог рассчитать промежуток между рёбрами.
Холмс от души пнул одного из своих противников в пах, выведя его из строя. Второй не спешил нападать, перекидывая нож из руки в руку. Пригнувшись, он щерился обгнившими зубами и посмеивался. Отступив на шаг, Холмс взмахнул руками, будто потерял равновесие, и громила бросился вперед. Холмс отскочил в сторону, и в спину Ватсона врезалось двести фунтов бранящейся сволочи. Наградив нападавшего увесистым ударом под зад, пока тот разворачивался, Холмс врезал ему по шее и по ребрам. Корчась на мостовой, верзила осыпал несостоявшихся жертв отборными ругательствами.
- Запишите эти обороты, Ватсон, - переведя дух, Холмс кивнул на грабителя, - чудесный образчик бристольского диалекта. Если вам когда-нибудь придется выдавать себя за своего в Бристольском порту, они послужат вам Сезамом.
- Вы не ранены? – изумленный стремительностью схватки, Ватсон шагнул к другу.
Холмс, оглядев поверженных противников, оказался изумлен не меньше:
- Вы их убили?
Тот, что получил клинком в грудь, в самом деле доживал последние минуты. Убедившись, что с Холмсом все в полном порядке, Ватсон наскоро осмотрел пострадавших. Один был оглушен, другой навсегда потерял возможность стать отцом, третий, сидя на мостовой, всхлипывал, зажимая руками рану на животе.
- Они поправятся, - поднявшись с колен, Ватсон подхватил испачканное пальто и вложил оружие в ножны, превращая их в безобидную трость для хромого ветерана. - Идемте, друг мой. Полиция о них позаботится.
Кабинет для приема пациентов был отгорожен от комнаты Холмса раздвижной панелью, которая оставалась убранной большую часть времени. Усадив друга на кушетку возле окна, Ватсон зажег лампу, достал бинт и спирт. Неяркий желтый свет пастельными пятнами лег на обнаженные гипсовые фигуры атлетов.
- Дайте вашу руку. Я видел, вы ее повредили. - По комнате разнесся специфический резкий запах, когда Ватсон откупорил бутыль.
- А неплохо отдохнули, как думаете? - улыбаясь во весь рот, Холмс вальяжно откинулся на стену и непринужденно выполнил просьбу.
- Драки по ночам с бандой грабителей не кажутся мне подходящим отдыхом, - осуждающе ответил Ватсон.
На самом деле он лгал: короткая стычка встряхнула нервы, вернула угасший было азарт к жизни. Как ни странно, Ватсон чувствовал себя весьма бодро, несмотря на долгий путь пешком и поздний час.
- Не лукавьте, друг мой! Я видел, как у вас загорелись глаза! Этот азарт ни с чем не спутать. - Холмс подался вперед, чтобы отчетливее видеть лицо доктора. - Вы дрались, как... если я скажу, как тигр, это не будет слишком очевидной попыткой сделать вам комплимент? - Он иронично приподнял брови. - Я, конечно, догадывался, что вы не просто так получили ваши ранения, и наверняка лезли на рожон вопреки долгу военного врача. Но, признаться, - он в упор восхищенно глядел на смущение друга, - даже я не мог предположить, что вы так любите опасность.
Ватсон сердито бросил его руку: пара ссадин на костяшках явно не требовала серьезной врачебной помощи.
- Я должен был вам помочь.
Искусным лжецом Ватсон никогда не был, поэтому оправдания своему поведению так и не нашел. Потер лоб пальцами, пряча взгляд:
- Мне кажется, нам обоим сейчас не помешал бы стаканчик шерри. Нужно отвлечься, такие приключения грозят бессонницей.
Пристальный взгляд Холмса беспокоил его куда сильнее, чем неожиданное нападение на темной улице. Гениальный сыщик был не только исключительно умным, но и исключительно опасным... для преступников, разумеется.
Холмс загадочно улыбнулся:
- Мне нравится ход ваших мыслей, mon ami. Шерри на ночь... что может быть лучше после такого захватывающего вечера? - Сняв фрак, он непринужденным жестом размотал шейный платок и швырнул и то и другое в кресло. Расправив плечи и потерев шею, добавил: - Мои запасы кончились еще в прошлом месяце. Надеюсь, ваши не постигла та же участь?
- Да, кажется... да. То есть, нет, не постигла. Я принесу.
Запутавшись в мыслях и переживаниях, Ватсон начал суетиться. Он испытывал совершенно непозволительные ощущения, и поторопился покинуть комнату, чтобы подняться в спальню этажом выше. Там в шкафчике, кажется, что-то хранилось из старых запасов. Торопливо поднявшись по лестнице, он обшарил скромную комнатку, и, ничего не найдя, вспомнил, что не так давно сам же отнес непочатую бутылку шерри в свой кабинет, подумав, что она может пригодиться для пациентов или для какой-нибудь чересчур взволнованной гостьи Холмса.
Присев на край постели, Ватсон вцепился пальцами в волосы. Руки дрожали, как у больного нервным расстройством, сердце колотилось где-то под горлом.
Он знал за собой эту пагубную страсть, но был убежден, что она распространялась только на доступных женщин из бедных районов. Он влюблялся сослуживцев, это правда, но в отношениях с мужчинами никогда не смешивал возвышенную влюбленность с похотью. Мужская дружба была для него чем-то вроде Святого Грааля, которому он служил, как истинный рыцарь. Опошлить ее низменными желаниями – что может быть отвратительней и постыдней?
Мужчина по природе своей наделен куда более сильными плотскими желаниями, чем женщина. Неудивительно, что они могут возникать не только к распутницам, но и к близким друзьям. Но доблесть в том и состоит, чтобы подавлять преступные помыслы, оставляя дружбу чистой и нетронутой. До сих пор Ватсон имел все основания считать себя обладателем этой доблести и порядочным человеком.
Заставив себя медленно вдохнуть и выдохнуть, он напомнил себе, что Холмс - его единственный друг и сосед, а также компаньон, и он не имеет права распускаться, позволяя вмешаться в их дружбу своим безнравственным инстинктам. Почти взяв себя в руки, он встал, машинально снял фрак, оправил рубашку и манжеты, вздернул голову, готовясь вернуться.
- Вас так долго не было, что я подумал, вам пригодится моя помощь в поисках. - Холмс стоял в дверном проеме, прислонившись к косяку и скрестив руки на груди. В сумраке ночи не было видно выражения его лица, но в голосе слышалась улыбка… И что-то еще, что человек, не слишком хорошо его знающий, легко мог бы спутать с волнением.
- Нет, нет, что вы, - Ватсон отпрянул, будто предложение помощи было угрозой. - Я, похоже, должен упрекнуть себя в рассеянности. Совсем забыл, что недавно перенес свои запасы в кабинет...
Чувствуя, что начинает путаться еще больше - и от смущения собственной неловкостью, и от загадочного темного взгляда Холмса, он кашлянул и пригладил ладонью рукава рубашки. Торопливо, чтобы не передумать, он решил высказать свои чувства, надеясь, что это поможет вернуть мысли в прежнюю колею:
- Я давно хотел сказать вам, Холмс, что для меня большая честь - быть вашим другом. Вы исключительно умный, проницательный и благородный человек. Я горжусь тем, что могу делить с вами приключения, даже если они могут оказаться опасными. Надеюсь, вы не полагаете, что мое волнение вызвано страхом за свою жизнь. Скорее, за вашу. И я хочу сказать, что вы можете всецело на меня рассчитывать.
Холмс молча кивнул, и, прикрыв за собой дверь, в два шага оказался рядом с Ватсоном - спальня была крошечной. Застыв с ним вплотную на бесконечное мгновение, он бесцеремонно уселся на кровать:
- У меня такое чувство, будто я вернулся в школьные годы... Есть в этом что-то мальчишеское: сначала драка, потом разговоры по душам до глубокой ночи… Не правда ли? - Он тихо усмехнулся и продолжил серьезнее: - Я всю жизнь думал, что я - одиночка, Ватсон, и мои занятия не располагают к близким знакомствам. Сегодняшняя стычка - ничто по сравнению с теми опасностями, которым ваша жизнь может подвергнуться, если вы и дальше продолжите быть моим компаньоном. Далеко не всегда для раскрытия дела достаточно одних только стройных логических рассуждений и умения сопоставлять факты.
Тусклый свет лампы бросал тяжелые тени на его лицо. Ватсон сел рядом, тяжело сцепив пальцы.
- Я совсем не... - начал он, но Холмс молниеносно схватил его за руку:
- Дайте мне закончить! К моему величайшему удивлению, я готов признать, что ошибался. - Он посмотрел в сторону и вздохнул, хмыкнул, задрав голову к потолку, словно пытаясь разглядеть там нужные в такой момент слова. - Со мной этой так редко бывает... Но все же бывает, и сейчас я даже рад этому. - Прохладные пальцы скользнули по предплечью Ватсона и накрыли его пальцы. - Я недооценивал значимость верного плеча рядом с собой, не мог даже вообразить, что в действительности смогу положиться на кого-то, кроме себя. Но вы заставили меня усомниться в том, что в одиночку я наиболее эффективен. - Он коротко вздохнул, ему явно не слишком легко давалось такое признание. - Я хочу, чтобы вы были рядом со мной. Mano-a-mano, как говорится...
Ошеломленный признанием, Ватсон не сразу нашелся, что ответить. Холмс вторил его собственным мыслям, разделяя и чувства, и устремления.
- Для меня будет честью... - он не смог продолжить: горло сжалось от волнения, Ватсону пришлось отвернуться и несколько раз торопливо сглотнуть, прежде чем заговорить снова. Напрямую встретившись глазами с Холмсом, он хрипло попросил: - Я буду счастлив оказывать вам любое содействие, которое будет в моих силах. Позвольте обнять вас... как друга, как брата.
Вместо ответа Холмс коротко кивнул и подался вперед.
Обхватив обеими руками, Ватсон прижал его к себе, едва не задохнувшись от нахлынувших чувств, будто в самом деле обнимал давно потерянного брата. Жар в груди нарастал, колотясь о ребра. Ватсон надеялся, что объятие вышло в самом деле похожим на братское. Твердость мужского тела воспламеняла в нем не только пылкие чувства, как он ни старался задушить в себе неуместное в такой момент вожделение.
Под тонкой рубашкой Холмса он чувствовал крепкую мускулатуру, она до головокружения манила пройтись по ней пальцами, ощутить гладкость кожи, пропитанной запахом табака, испытать ее солоновато-горький вкус, узнать наощупь плечи, руки, грудь, вызвать горячие вздохи... От стыда щеки вспыхнули еще сильнее, Ватсон крепче прижал Холмса к себе, надеясь, что наваждение сейчас исчезнет, ведь это был его друг - ближайший и единственный.
Но его действия не остались без ответа. Жесткие руки Холмса обхватили его за шею и плечи, привлекая настолько близко, что горячие губы оказались где-то возле уха. Сбивчивое дыхание шумно вырывалось из легких. Холмс слегка отстранился, пробормотал горячо:
- Вы нужны мне... - И коротко, будто робея, поцеловал его в щеку - один раз, другой, смелее - в уголок губ... Пользуясь шокированным замешательством друга - в губы, жарко и почти властно.
- Вы с ума сошли, - с ноткой паники простонал Ватсон, пытаясь отстраниться, отвернуться - сделать что угодно, лишь бы увеличить расстояние между ними, внезапно оказавшееся ловушкой. - Холмс, вы не в своем уме, вы...
Внезапное озарение, как молния, высветило тесную комнатушку. Что, если Холмс оказался... из этих. Из закрытого колледжа Ватсон вынес не только багаж знаний, но и сведения о том, в чем может выражаться мужская привязанность друг к другу. Об этом не принято было говорить, но определенное количество его соотечественников отличалось врожденной тягой к собственному полу, настолько сильной, что преодолеть ее не могло. Что, если Холмс как раз был в числе подобных людей, и признание Ватсона трактовал по-своему?.. Идти теперь на попятный и объясняться, что имел в виду совсем другое, казалось Ватсону неблаговидным решением. Но он все же попытался остановить друга, хотя сам оказался во власти преступных чувств.
- Холмс, послушайте... подождите... - он взял его за плечи, стараясь прервать череду горячих поцелуев, от которых заходилось сердце.
- Ватсон, у вас поднялась температура, вспотели ладони, участилось дыхание и сердцебиение, и, готов поспорить на что угодно, расширились зрачки. Вы возбуждены не меньше меня, не пытайтесь это скрывать.
Голос Холмса звучал решительно и зло. Вялые попытки сопротивления его ничуть не тревожили. Он покрывал влажными поцелуями шею, пока руки скользили по плотной ткани фрачной рубашки, подбираясь к узлу парадного галстука.
Громко застонав, Ватсон оборвал себя: его могла услышать прислуга. Схватив запястья Холмса, он сжал их в кулаках, как в наручниках, зашептал, подставляя шею под поцелуи:
- Нас могут услышать... застать...
В голове мелькнула крамольная мысль, что, раз уж все зашло настолько далеко, один-единственный раз можно помочь друг другу, будто и в самом деле они оба вернулись в школьные годы. Пусть это будет тайной, которая свяжет их. Но потом - Ватсон поклялся себе, что не допустит повторения подобного. Он слишком дорожил этой дружбой, чтобы разрушить ее.
- Жизнь со мной под одной крышей... - Холмс целовал разгоряченную шею, захватывая в рот мочку уха, - очень опасна… Но опасность возбуждает вас, не так ли?.. - Дразнящий язык вовлек его в глубокий поцелуй.
Ватсон стонал ему в рот, обхватив его лицо ладонями, прочесывая пальцами темные волосы. Мысль о том, чтобы по-школьному неловко и поспешно "помочь" друг другу, по очереди скользя срывающимися пальцами по напряженным членам, была позабыта. Он давно не ощущал такой оглушающей страсти - да когда он вообще в последний раз был возбужден так, что в ушах шумело от гула крови?.. Жадно принимая каждый поцелуй, он со свистом втягивал воздух через прикушенные губы, запрокидывая голову. Сидеть на узкой, низкой кровати было неудобно, но про это он тоже забыл.
Не теряя времени даром, Холмс стянул с себя жилет и рубашку, быстрые пальцы ловко расправились сначала с галстуком, а потом и пуговицами на одежде Ватсона. Горячие ладони легли на гладкую грудь, поднялись к плечам, вынуждая опуститься на кровать. Усевшись верхом, Холмс прижался пахом к члену, вздыбившемуся под тканью штанов. Склонившись над телом друга, проводил руками по его животу и вверх по торсу, наслаждаясь рельефом мышц под пальцами, изучая, дразня...
Ватсон нетерпеливо тянулся вверх, беспорядочно ловил губы Холмса - выгнувшись, падал назад, прижимаясь пахом к его бедрам, стараясь потереться об него хотя бы через ткань. Он искусал себе губы, но стоны все равно прорывались глухими мучительными обрывками бессвязных слов. Он всем телом тянулся к жгучим ладоням Холмса, с мольбой сводя брови, когда руки отрывались от его кожи, чтобы тут же снова прикоснуться к ней. Сам он ни на секунду не отпускал Холмса, впиваясь пальцами в его бока и плечи, руки, царапая гладкую грудь и спину - куда только мог дотянуться.
Холмс, как зачарованный, смотрел на него. Его прикосновения, жадные, нетерпеливые, почти сумбурные, вдруг сменялись острой пронзительной нежностью. Он выгнулся, прижался к нему животом, и, глухо застонав, чуть ли не бессильно уронил голову на плечо, зарываясь лицом в ложбинку под шеей. Не замедляя бесстыдных движений бедрами, будто отбросив минутную слабость, снова приподнялся на руках. Едва различимая в полумраке, на его лице играла хищная, развратная улыбка.
Обхватив его руками за пояс, Ватсон сцепил руки в замок, не позволяя отстраниться от себя или хотя бы приподняться выше. А Холмс бесстыже разглядывал его лицо, чуть склонив голову набок.
- Господи Боже, Холмс!.. - сквозь зубы, почти зло прошипел он, не позволяя уклоняться от поцелуев, захватывая ртом подбородок, челюсть, напряженные вены на шее и вздыбившиеся мускулы плеч. Холмс дразнил его, и это сводило с ума, рождая в голове какой-то пьяный угар. Сжав его в руках так, что тот почти охнул от боли, Ватсон рывком опрокинул его на кровать, под себя, придавил всем весом, чтобы тот не смог сбежать, даже если бы захотел.
Холмс и не пытался. Он распластался под ним, откидываясь на подушки, и с его губ, помимо стонов, срывался отрывистый смех - так смеются от восторга и упоения триумфом.
Ватсон терся о его бедро, прижимаясь с такой силой, что сам едва не стонал от боли и даже не вспоминал о том, что его кто-то может услышать. А послушать было что, и если прислуга на чердаке в самом деле навострила уши, она, скорее всего, решила бы, что джентльмены захотели убить друг друга и вряд ли осмелилась бы постучаться в дверь, тем более что миссис Хадсон была в отъезде. Ватсон, почти рыча, кусал Холмса за плечи, оставляя отчетливые отпечатки, остервенело пытался расстегнуть свои брюки, просунув руку между переплетенными телами, но чертовы пуговицы не поддавались.
- Дайте я помогу... - полузадушено прошептал Холмс, ловко вывернулся из крепких объятий и заставил Ватсона перевернуться на спину, уступая инициативу. Расстегнув пуговицы брюк и высвободив подрагивающий от возбуждения член, Холмс взял его за основание, обдал горячим дыханием, позволяя скользнуть в плотно сжатые губы.
Ватсон зажал сбитую в комок простыню в кулаке, безуспешно подавляя судорожный стон. Приподнимаясь над постелью, он стремился еще глубже в горячий рот, чтобы почувствовать, как глотка мягко сжимается, пропуская его внутрь.
- Господи Боже, Холмс… - пересохшими губами прошептал он, умоляя не медлить.
Разжав пальцы, отпустил смятую простынь, не решаясь потянуться к голове Холмса, чтобы ощутить его напряженную щеку.
Игнорируя мольбу в голосе Ватсона, тот продолжал медленно ласкать его член, выпуская его и облизывая кончиком языка, посасывая головку или заглатывая так глубоко, что почти упирался носом в россыпь светлых волос на лобке. Свободная рука Холмса потянулась вверх по торсу и властно легла на грудь, пока вторая легко, дразняще надрачивала член, сжав пальцы в кольцо.
Ватсон накрыл его руку своей. Действия Холмса заставляли его чувствовать какое-то оцепенение, почти беспомощность, в которой он мог только дышать - да и дышать удавалось с трудом, лишь в такт взлохмаченной голове, то поднимавшейся над его пахом, то опускавшейся вниз. Прикоснувшись к его щеке, он скользнул пальцами к влажным губам. Язык Холмса, пройдясь по заостренной головке, лизнул пальцы, рот на мгновение сомкнулся на них, обжигая, чтобы в следующий момент снова накрыть член. Стиснув руку Холмса на своей груди, Ватсон потянулся к его волосам, вплел в них пальцы, будто отыскивая опору.
Наконец смилостивившись, тот ускорил темп, позволяя члену проникать так глубоко, как это только было возможно. Стоны стали похожи на утробное рычание, животное и ненасытное. Холмс мял его мошонку, крепко придерживая член у основания. Подняв на Ватсона затуманенный взгляд, сам застонал от увиденного.
Вцепившись во взмокшие волосы на затылке, Ватсон с силой пригибал вниз голову Холмса, инстинктивно-резкими движениями бедер вбивая член ему в глотку. На отчетливые стоны у него не хватало дыхания, он мог издавать только какие-то низкие нечеловеческие звуки, полные жажды. Ускоряя движения, он не позволял Холмсу ни на дюйм поднять голову, даже для того, чтобы тот мог перевести дух. Холмс еще плотнее сжал губы, позволяя члену проскальзывать по языку в самое горло, и через несколько секунд Ватсон кончил почти с криком, который, к счастью, был слишком хриплым для того, чтобы стать громким.
Проглотив все до последней капли, Холмс позволил обмякшему члену выскользнуть, и ласково поцеловал его. Приподнявшись на локте, улегся рядом с другом, любуясь вызванным смятением.
Прикрыв глаза, Ватсон неподвижно лежал, не в силах пошевелиться. Он даже не сдвинулся с места, чтобы дать Холмсу возможность лечь рядом. Ошеломленный и растерянный от всего того, что только что произошло, он, тем не менее, чувствовал невыразимо приятную тяжесть во всем теле. Это заставляло его едва заметно улыбаться, и скрыть улыбку усилием воли было невозможно: губы не повиновались ему, как и разум несколько минут назад.
Холмс какое-то время лежал, подперев щеку рукой и с улыбкой смотрел на него – своего друга и теперь уже любовника. Его собственное дыхание не спешило успокаиваться. Положив голову Ватсону на плечо, почти задев носом шею, он втянул в себя изумительное сочетание феромонов: пот, страсть и удовольствие. Потянувшись к паху, он лег щекой на горячее плечо и застонал от предвкушения.
Действия Холмса пробудили в Ватсоне живой интерес, и хотя испытывать возбуждение он уже не мог, отголоски собственного удовольствия, все еще разлитого по телу, отозвались на ритмичное движение руки, скользящей возле бедра. Он провел рукой по обнаженной груди Холмса, погладил его живот, тонкое запястье, и потянулся ниже, запуская руку в призывно расстегнутые штаны. Не отрывая глаз, он смотрел, как Холмс дрочит сам себя, будто это было дополнительным удовольствием для самого Ватсона, а не стремлением Холмса удовлетворить себя. Он поглаживал и сжимал корень члена, потирал ладонью мошонку, надавливал пальцами на промежность, слушая стоны под ухом.
- Сильнее... Да... Пожалуйста, да... Здесь... - хриплый шепот возле самого уха подтверждал, что его действия были оценены по достоинству и желанны. Холмс приподнимал бедра на встречу его руке, прерывисто стонал.
Увлеченный горячим отзывом, Ватсон не медлил. Он отыскивал самые чувствительные точки, почти интуитивно нащупывая их чуткими сильными пальцами. Одной рукой обняв Холмса, он прижал его голову к своему плечу и не отрывал взгляда от потемневшей головки, ежесекундно появлявшейся из кулака .
Судя по тому, каким протяжными стали стоны, тот уже приближался к оргазму. Внезапно он схватил Ватсона за руку и дернул ее туда, где только что была его собственная:
- Ватсон!.. Ну же...
Тот не думал помочь Холмсу, но, взявшись за член, неожиданно понял, что зря. В этом было что-то безумно порочное, и именно этому невозможно было противиться. Оплетя член пальцами, он задвигал рукой так же, как если бы делал это для себя - а дрочить себя он умел и любил, хотя сейчас было не время для демонстрации своего мастерства. Прижав к себе Холмса еще теснее, он властно целовал его голую шею, уши, линию челюсти, вслушиваясь в беспорядочное дыхание и замирая в напряженном ожидании громкого стона.
Холмс не заставил долго себя ждать. Быстро задышав, он резко выгнулся, судорожно дернулся в его руках, закусив губу, и расслабленно уронил голову обратно на плечо.
Тусклое утро встретило доктора похмельем того, что так и не было выпито. Растерзанная кровать и смятые вещи на полу ясно свидетельствовали о том, что произошло вчера. До ушей закутавшись в одеяло, Ватсон перебирал в памяти ночные события и сотни раз умирал от стыда, вспоминая каждый стон. Решение пришло незамедлительно: он должен был уехать. Сохранить свою дружбу с Холмсом можно было только на расстоянии. Зная за собой способность потакать своим порокам – и это касалось не только азартных игр, хотя они были самым невинным из его увлечений – он решил, что, как порядочный джентльмен, просто обязан немедленно покинуть этот дом.
Слава богу, Холмс к утру милосердно исчез из его постели.
Когда Ватсон собрался с духом, чтобы сообщить своему другу это решение, выяснилось, что тот уехал ранним утром в неизвестном направлении. Проведя день в угрызениях совести, Ватсон не мог дождаться его возвращения. Чтобы занять хотя бы руки, он начал паковать вещи.
Холмс появился, когда уже давно стемнело, и за окнами моросил заунывный дождь.
- Ватсон! – стряхивая воду со шляпы прямо на пол, он сунул в зубы промокшую трубку: - Собирайтесь, наш поезд отправляется через час.
Он был точно таким же, как и сутки назад – деловым, оживленным. Будто ночью ничего не произошло.
- Я должен вам сказать…
- О, да вы уже собрались! Интуиция вас не подвела, друг мой, - обойдя вокруг составленных в холле сундуков, Холмс весело прищурился: - Но вы перестарались. Вам понадобится только самое необходимое, а не весь ваш багаж.
- Нам нужно поговорить…
- Мы поговорим в поезде, - перебил Холмс. – Это дело не терпит отлагательств. Хозяин поместья Бредхолл найден мертвым в запертой комнате. Окна закрыты, никаких следов, никто ничего не слышал. Зато в камине я обнаружил любопытный обрывок письма: «вы поплатитесь», «я обещаю» и «ничего святого»! Как вам эта загадка, Ватсон?
- Насильственная смерть?..
- Никаких следов! – торжествующе воскликнул Холмс.
- Апоплексический удар?
- Он тощий, как ваша трость.
- Отравление?
- Маловероятно. Он жил один и был беден, как церковная крыса. Земля заложена и перезаложена.
Ватсон пригладил усы, нахмурившись, и сделал еще одну робкую попытку:
- Холмс, я не смогу вас сопровождать.
Сыщик, с детским простодушием глядя на него, пожал плечами:
- Но мне нужна ваша помощь! Вы ведь врач, вы сможете предположить причину смерти. И, раз уж вы все равно собрались проветриться, почему бы не совместить это с поездкой?
Не находя возражений, тот растерянно оглядел холл, заставленный вещами. Холмс вел себя так, будто ничего не случилось. Возможно, это было единственно верным решением. Возможно, им обоим в самом деле следовало забыть обо всем. В конце-концов, Холмс не раз демонстрировал свое пренебрежение приличиями, и винить Ватсон мог только себя. Гениальному сыщику позволено быть немного безумным. Но потакать ему в дальнейшем было категорически нельзя. Приняв твердое решение строже следить за собой, Ватсон приободрился.
- Поезд отходит через пятьдесят минут, - нетерпеливо напомнил Холмс.
«Это в последний раз, когда я позволяю ему втянуть себя в авантюру» - пообещал себе Ватсон. И ответил:
- Что же, я готов, старина.
The night after the opera... by ~LucioCrescent on deviantART
@темы: слэш, фанфики, Шерлок Холмс и доктор Ватсон