11.06.2010 в 02:24
Пишет s.locker:написалось сдуру, дубль два)) этот фэндом основательно ест остатки мозга, так что результаты соответствующие))
фэндом: AC I-II
персонажи: Шон, Дез, Эцио, по мелочи прочих и Альтаир/Малик
рейтинг: недоэнце + обсценная лексика
варнинги: POV Дезмонда, очень своеобразная манера повествования, местами гет
отказ от прав: от прав отказываюсь
зы. Эл, спасибо, что подсадила на эту траву ^^
тыц– Эээ... Дез? Какого хрена ты делаешь? – вежливо-раздраженный голос Шона заставил меня открыть глаза и устремить взгляд вверх.
Не сказать, что это было так уж необходимо, в смысле, смотреть вверх, но я каждый раз не мог сдержать рефлекса. Так уж заведено в мире – если ты вдруг слышишь глас, указующий тебе, что делать, обладателя которого ты не видишь и не имеешь возможности увидеть в ближайшее время, то обыкновенно кажется, что идет он откуда-то сверху. Мне, правда, повезло больше прочих, я точно знал, что у голоса есть обладатель, и он не является следствием моей шизофрении. Или при каких там заболеваниях слышатся голоса?
В общем, так или иначе, вверх я посмотрел, но отрываться от своего занятия не стал. Сладкоголосая воспитанница Паолы с охотой подставляла изящную шейку, расправляясь юркими пальчиками с многочисленными ремешками и застежками на одеянии Эцио – то бишь, в данный момент на моем одеянии, – и оказывать ей неуважение, полноценно отвлекаясь на этого засранца, было бы просто не по-джентльменски. Будучи Эцио, не по-джентльменски я старался не поступать.
– Да ладно тебе, дай парню расслабиться, – с плохо скрываемым весельем отозвалась Ребекка. Я в который раз испытал к айтишнице прилив благодарности, и перешел губами на стратегически оголенное плечико. Девушка – кажется, Паола назвала ее Изабеллой? – довольно защебетала что-то на итальянском, но отвлекаться на перевод в субтитрах у меня не обнаружилось никакого желания, интонации и без того были весьма красноречивы.
– Он только и делает, что расслабляется! – взъярился Шон, явно нервничая. Я довольно хмыкнул, в этот самый момент наконец-то разобравшись, за какую именно ленту нужно потянуть, чтобы моя прелестница осталась без корсета. – Мы на него тратим время и ресурсы, а он, вместо того, чтобы обучаться!.. Или, постой, малыш, ЭТОМУ тебя тоже нужно учить?
Я продемонстрировал потолку нехитрую комбинацию из одного пальца. Ребекка захихикала, так и не отключив коммуникатор, Шон разразился тирадой, под которую раздевать Изабеллу было в особенности пикантно. Не знаю, за что уж этот парень так на меня взъелся, но в отместку бесить его мне доставляло почти физически ощутимое удовольствие. Ребекка же, явно будучи его неплохой приятельницей, отчего-то поддерживала мои начинания с редким энтузиазмом. В данном конкретном случае, впрочем, мне казалось, что у нее есть и еще один мотив, помимо обыкновенного. Ребекка крайне напоминала мне... кхм... представительницу женского пола, предпочитающую представительниц женского пола, а полюбоваться в процессе раздевания прелестницы было на что. Ох уж эти итальянские барышни!
– Так, он меня достал! – в конце концов рявкнул Шон. – Дезмонд! Или ты сейчас же собираешь шмотки и дуешь к да Винчи, или я делаю из последних пятнадцати минут презентацию на тему «Посмотри, что за урода ты к нам притащила» и торжественно вручаю ее Люси!
– Дался тебе этот да Винчи... – пробормотала Ребекка.
– Черт бы тебя побрал, – одновременно с ней проворчал я.
– Сеньоре? – удивленно хлопнула ресницами прелестница.
– Не тебя, – поморщился я, отпуская барышню со своих коленей и поднимаясь на ноги. И пояснил, ткнув пальцем в потолок: – Его.
– Сеньоре... – прелестница хлопнула ресницами снова, на этот раз в ужасе, и молниеносно перекрестилась.
– Нет-нет, и не Его тоже, – я поспешно мотнул головой, подбирая с пола уже успевший там оказаться пояс. – Это я так... Метафорически. Вспомнил, что мне пора.
– Но как же... – в глазах Изабеллы мелькнула тень того самого состояния, что в учебниках называют фрустрацией, и я даже испытал некоторый прилив гордости.
Так себе, конечно, достижение – завоевать сердце итальянской уличной шлюхи, прапрапрапраправнучке которой уже перевалило за девяносто, – но после длительного заключения в Абстерго уровень запросов у меня несколько пошатнулся.
– Я вернусь, – изобразив взгляд, который, как мне казалось, соответствовал ситуации, заверил я и лобызнул хрупкую ладошку.
– Я буду ждать, – пылко прошептала барышня.
Затем мы оказали друг другу посильную помощь – я вновь затянул корсет на ее тонкой талии и пышной груди, а она помогла мне справиться с обилием ремешков и поясных сумок.
– Вот и умница, малыш, – крайне довольно заключил Шон. – Если до сих пор не научился, то надеяться на Анимус бесполезно.
И тогда меня сорвало.
– Знаешь... черт с ними, с делами, – подмигнул я Изабелле и, под ее восторженные возгласы, завалил барышню на малость подмятую кровать.
– Ах ты ж гребаный..! – разразился, было, Шон, но его голос стих посреди реплики.
– Юху! – Ребекка радостно расхохоталась в динамик. – Давай, Дез! Я отрубаю связь, маякни, если захочешь пополнить словарный запас посредством Шона.
«Хоть сделали вид, что отвернулись, и на том спасибо», – мысленно фыркнул я, и очень скоро незримое присутствие беснующегося Шона и веселящейся Ребекки перестало меня волновать.
Прелестница либо была фанатом своего дела, либо избрала данный способ отблагодарить благородного ассасина за обилие совершенных им добрых дел, либо просто привыкла честно отрабатывать свой заработок, но, так или иначе, раздет я (то есть, Эцио – или, вернее, мы с ним) оказался в рекордные сроки, и соблазнительные кружева ее подвязки уже показались из-под подола незначительных юбок, и я почти успел коснуться губами восхитительной груди,... когда мир перед глазами залило молочной белизной, и спустя секунду я оказался сидящим в Анимусе.
– Что за... – начал, было, я, готовясь вступить с Шоном в бурную дискуссию, которая, возможно, окончилась бы рукоприкладством, но наткнулся взглядом на Ребекку, сделавшую страшные глаза и приложившую палец к губам.
Я послушно заткнулся и вопросительно приподнял бровь.
– Люси, – одними губами произнесла айтишница, и я прикусил язык. При всем желании вкусить прелестей продажной средневековой любви, при Люси заниматься этим мне не улыбалось ничуть.
Снизу и впрямь доносился ее мягкий голос, но разобрать слов мне не удавалось.
– А Шон куда делся? Ябедничает? – вполголоса уточнил я.
– Обедает, – фыркнула Ребекка. – Когда он понял, что ты его не слышишь, и не услышишь, пока я не сниму блок, интерес его как-то сразу поостыл.
– Мне кажется, или у него месячные? – я усмехнулся, потирая затекшее запястье.
– О нет, это не месячные. Месячные рано или поздно проходят, а у него это пожизненное, – Ребекка расхохоталась своим низким грудным смехом, и я в который раз подумал, что как реальный друг она мне нравится куда больше, чем как гипотетическая подруга. – Вылезай пока, я потру записи, что ли... Ложись поспи, уже почти семнадцать часов просидел.
– Спасибо, – я искренне хлопнул по протянутой ладони, услышав ответное «да не вопрос», и поднялся из этого чертового красно-оранжевого кресла, пытаясь вновь начать ощущать собственное тело.
Мир на долю секунды заволокло черным туманом, и прямо передо мной материализовался призрачный всадник, но видение исчезло, стоило только сморгнуть. Чертыхнувшись под нос, я побрел в сторону кухни, которую следовало бы назвать «комната с микроволновкой и холодильником, забитым полуфабрикатами», потому что к полноценной кухне это помещение не имело никакого отношения. В те славные времена, когда я был обыкновенным барменом, и не убивал и без того давно умерших людей посредством Анимуса, мое пристрастие к готовке не ограничивалось смешиванием коктейлей. Однако же, пребывание пленником в штабе тамплиеров, а затем почти им же в штабе ассасинов быстро избавляет от гастрономического снобизма.
– А я знал, что пяти минут тебе хватит слихвой, – злорадно отозвался Шон, что-то читая со своего айпада за вялым поглощением китайской лапши.
– Безуспешно мечтаю побить твой рекорд в полторы, – огрызнулся я и полез в холодильник.
Сиротливая сосиска соседствовала с упаковкой замороженных вафель и банкой фисташкового мороженого. Полкой выше лежала пицца, которую, судя по помятости коробки, мы выиграли у тамплиеров в футбол, притом ей же и играли. Тяжело вздохнув, я взял на себя морально непростую миссию покончить со страдалицей и запихнул ее в микроволновку.
Шон промолчал, не то истратив за день свой запас низкопробного сарказма, не то слишком увлекшись своим айпадом. Первый вариант показался мне более приятным, и я решил, что верен он. Плеснув себе в кружку остатки почти остывшей жижи из кофейника, я сел за стол напротив него, без особого интереса заглядывая в планшетку. Перевернутый текст на экране, судя по иллюстрациям, был посвящен средневековым пыткам, и я едва не поперхнулся кофе, невольно порадовавшись, что в истории Эцио близкого знакомства с оными не предусмотрено.
– Слабак, – презрительно пробормотал Шон, перелистывая страницу, но как-то без энтузиазма.
– Да пошел ты, – отозвался я, отводя взгляд от изображения испанского сапожка.
Наверное, Шон что-нибудь мне ответил. Хотя, может, и нет. Не имею понятия – с очередным глотком кофе я снова оказался посреди черного тумана, и на этот раз манипуляции с морганием и встряхиванием головой не помогли, меня полноценно накрыло видением, как в тот раз, когда мой арабский предок обеспокоился продолжением рода. Сейчас передо мной вновь был Альтаир, и вновь я не имел над ним никакой власти, оставаясь только незваным зрителем.
Он притащил меня в Иерусалимское бюро. Собственно говоря, бюро в разных городах были практически идентичны, и даже пальмы в кадках и подушки, заменявшие нормальную человеческую кровать, казалось, везде были одинаковыми, как будто эти ребята уже тогда непреложно следовали корпоративному стилю, как какой-нибудь захудалый МакДональдс или Старбакс с их неразличимыми залами и формой персонала в любом конце света. Иерусалимское отличалось тем, что здесь на стойке всегда валялись свеженарисованные карты, а поверх них – неизменный циркуль Малика, ну или как там называется эта хреновина, которой он постоянно вымерял расстояния? Короче, эта самая штука валялась на стойке, и сомнений не оставалось – бюро именно Иерусалимское. Альтаир побарабанил пальцами по прилавку, и из глубины комнат действительно вышел Малик, как какой-нибудь распорядитель отеля, пришедший на звон колокольчика, тронутого нетерпеливым посетителем. Я уже приготовился услышать что-нибудь отвратительно-ехидное и испытать странное удовлетворение от того, что мы, благородные ассасины, всегда вынуждены были терпеть засранцев в числе соратников, то есть, я тут не единственный страдаю, когда Альтаир одним движением перемахнул через стойку и стиснул своего засранца в объятиях, что-то истово шепча на арабском.
Наверное, там, в реальности, я выронил свою кружку с кофе. Здесь же, в неконтролируемом видении о своем неблагочестивом предке, я только порадовался, что не знаю языка, а вся эта хрень с видениями глючит так же, как и Анимус, давая перевод очень выборочно.
Робкая надежда на то, что Малик сейчас двинет Альтаиру в ухо единственной рукой и прекратит это издевательство, себя не оправдала. Упомянутая рука зарылась в короткие волосы у Альтаира на затылке, тем самым скинув на плечи очаровательный белоснежный капюшон, и шепот утонул в поцелуе. Нет, я не из тех ребят, что впадают в ужас, истерику или там бешенство, увидев двух целующихся мужиков, но от этих я ничего подобного никак не ожидал. «Что ж ты, скотина, изменяешь матери своих детей?» – с отстраненным ехидством подумал я, наблюдая, как из-под черного халата появляется белая ассасинская роба. Если бы у меня была возможность отвернуться, я бы отвернулся. Но из предыдущего опыта стало понятно, что, видимо, судьба у меня такая – наблюдать за постельными утехами Альтаира, и потому пришлось лицезреть и все последующее.
Последующее, надо сказать, не отличалось особой художественностью. Оно и понятно, суровые времена - суровые нравы, да и вряд ли ребята рассчитывали, что через пару десятков веков кто-то будет оценивать их артистизм. Малик облокотился пятой точкой о прилавок, Альтаир навис сверху, спешно избавляя обоих от одежды – впрочем, достаточно выборочно, вычеркивая из гардероба только то, что реально мешало процессу. С нервным смешком я подумал о военной привычке не тратить слишком много времени, ограничиваясь концептом «сунул-вынул-и-пошел». Оно-то, конечно, и понятно – Альтаир наверняка не озаботился тем, чтобы закрыть плетеной решеткой вход в бюро. Хотя, кто их, этих ассасинов, знает, может, они там не только гашишем баловались, и это все в порядке вещей…
В общем, в итоге Малик стараниями соратника распрощался со штанами и уселся на стойку полноценно. Я с некоторым ужасом готовился к тому, что сейчас мне предстоит лицезреть сеанс суровой мужской любви, но ребята пощадили мои нервы, ограничившись более легким вариантом. Прерывистого шепота я, к счастью, не расслышал, Альтаир говорил уж совсем тихо, подобравшись к Малику вплотную. Затем похабным, но внезапно уместным жестом широко лизнул собственную ладонь и одним движением обхватил оба члена – и свой, и Малика. В подробностях процесса, к счастью, видеть мне не довелось, полы расстегнутой ассасинской робы скрывали детали, но догадаться о том, что именно происходит, по движениям руки и рваным выдохам в унисон, было, скажем так, не особенно сложно.
Желание отвернуться все нарастало. Самым странным оказалось то, что отвернуться хотелось не из-за того, что у меня на глазах два вполне себе нормальных вроде как мужика занимались всякой хренью. Отвернуться хотелось из-за того, что подглядывать казалось кощунством. Слишком уж по-настоящему вели себя эти двое: слишком жадными выглядели поцелуи, слишком отчаянно, до побелевших костяшек, сжимались на плече Альтаира пальцы Малика, и слишком ясно я понимал, что им сейчас на все насрать – и даже если я сейчас вдруг обрету для них плоть и стану видим, Альтаир не глядя швырнет в меня «рыбкой», но занятия своего они прервать и не подумают.
Проявив всю возможную деликатность, я уставился в потолок. Лучше, впрочем, не стало. Прерывистые стоны, влажные звуки поцелуев и мне-не-хотелось-думать-чего-еще не оставляли воображению возможности не дорисовать картинку в голове. К счастью, промучился я недолго. Судя по звукам, первым сдался Малик, да и Альтаир продержался ненамного дольше: второй охрипший стон прозвучал почти сразу вслед за первым.
Вот здесь я совершил ошибку. Зачем-то опустив глаза, я пронаблюдал долгий ленивый поцелуй. Это-то ладно, но затем Альтаир, не разрывая зрительного контакта с недавним любовником, неторопливо и основательно облизал с ладони белесые капли, весьма красноречивого происхождения. Чертыхнувшись под нос, я вновь вскинул взгляд на потолок, дожидаясь, когда же это все закончится.
Мой мозг, или что там отвечает за чертовы видения, видимо, сжалился – или просто решил, что все необходимое я уже увидел. Так или иначе, но в следующую секунду я уже вновь сидел на кухне, и крайне задумчивый Шон напротив по-прежнему трагично жевал лапшу, уставившись в планшетник.
Кофе, как выяснилось, я так и не разлил. Поэтому автоматически поднес чашку к губам и даже не закашлялся, сделав глоток.
Запищала микроволновка.
– Так и будешь сидеть? – проворчал Шон, недовольно покосившись на писк. Затем он перевел взгляд на меня и даже замолчал на некоторое время, видимо, изучая всю силу охренения на моем лице. – Что-то ты какой-то покрасневший, – наконец, осторожно заметил он.
– Я, пожалуй, пойду. Посплю, – отозвался я, медленно поднимаясь из-за стола.
– А пицца?
– Расхотелось…
Поставив чашку в раковину, я вышел из кухни. Судя по тому, что вслед не прозвучало привычных причитаний о том, что посуду за мной никто мыть не собирается, да и вообще, что я тут о себе возомнил, выглядел я и впрямь… не очень.
Пройдя мимо девушек и даже что-то рефлекторно поотвечав на какие-то вопросы Люси (из головы мгновенно вылетело, что и на какие именно), я рухнул в кровать и попытался уложить в голове увиденное.
Укладывалось, прямо скажем, с трудом. В итоге я волевым решением убедил себя, что подумаю об этом завтра, и провалился в сон, благо, на этот раз совсем без сновидений.
URL записифэндом: AC I-II
персонажи: Шон, Дез, Эцио, по мелочи прочих и Альтаир/Малик
рейтинг: недоэнце + обсценная лексика
варнинги: POV Дезмонда, очень своеобразная манера повествования, местами гет
отказ от прав: от прав отказываюсь
зы. Эл, спасибо, что подсадила на эту траву ^^
тыц– Эээ... Дез? Какого хрена ты делаешь? – вежливо-раздраженный голос Шона заставил меня открыть глаза и устремить взгляд вверх.
Не сказать, что это было так уж необходимо, в смысле, смотреть вверх, но я каждый раз не мог сдержать рефлекса. Так уж заведено в мире – если ты вдруг слышишь глас, указующий тебе, что делать, обладателя которого ты не видишь и не имеешь возможности увидеть в ближайшее время, то обыкновенно кажется, что идет он откуда-то сверху. Мне, правда, повезло больше прочих, я точно знал, что у голоса есть обладатель, и он не является следствием моей шизофрении. Или при каких там заболеваниях слышатся голоса?
В общем, так или иначе, вверх я посмотрел, но отрываться от своего занятия не стал. Сладкоголосая воспитанница Паолы с охотой подставляла изящную шейку, расправляясь юркими пальчиками с многочисленными ремешками и застежками на одеянии Эцио – то бишь, в данный момент на моем одеянии, – и оказывать ей неуважение, полноценно отвлекаясь на этого засранца, было бы просто не по-джентльменски. Будучи Эцио, не по-джентльменски я старался не поступать.
– Да ладно тебе, дай парню расслабиться, – с плохо скрываемым весельем отозвалась Ребекка. Я в который раз испытал к айтишнице прилив благодарности, и перешел губами на стратегически оголенное плечико. Девушка – кажется, Паола назвала ее Изабеллой? – довольно защебетала что-то на итальянском, но отвлекаться на перевод в субтитрах у меня не обнаружилось никакого желания, интонации и без того были весьма красноречивы.
– Он только и делает, что расслабляется! – взъярился Шон, явно нервничая. Я довольно хмыкнул, в этот самый момент наконец-то разобравшись, за какую именно ленту нужно потянуть, чтобы моя прелестница осталась без корсета. – Мы на него тратим время и ресурсы, а он, вместо того, чтобы обучаться!.. Или, постой, малыш, ЭТОМУ тебя тоже нужно учить?
Я продемонстрировал потолку нехитрую комбинацию из одного пальца. Ребекка захихикала, так и не отключив коммуникатор, Шон разразился тирадой, под которую раздевать Изабеллу было в особенности пикантно. Не знаю, за что уж этот парень так на меня взъелся, но в отместку бесить его мне доставляло почти физически ощутимое удовольствие. Ребекка же, явно будучи его неплохой приятельницей, отчего-то поддерживала мои начинания с редким энтузиазмом. В данном конкретном случае, впрочем, мне казалось, что у нее есть и еще один мотив, помимо обыкновенного. Ребекка крайне напоминала мне... кхм... представительницу женского пола, предпочитающую представительниц женского пола, а полюбоваться в процессе раздевания прелестницы было на что. Ох уж эти итальянские барышни!
– Так, он меня достал! – в конце концов рявкнул Шон. – Дезмонд! Или ты сейчас же собираешь шмотки и дуешь к да Винчи, или я делаю из последних пятнадцати минут презентацию на тему «Посмотри, что за урода ты к нам притащила» и торжественно вручаю ее Люси!
– Дался тебе этот да Винчи... – пробормотала Ребекка.
– Черт бы тебя побрал, – одновременно с ней проворчал я.
– Сеньоре? – удивленно хлопнула ресницами прелестница.
– Не тебя, – поморщился я, отпуская барышню со своих коленей и поднимаясь на ноги. И пояснил, ткнув пальцем в потолок: – Его.
– Сеньоре... – прелестница хлопнула ресницами снова, на этот раз в ужасе, и молниеносно перекрестилась.
– Нет-нет, и не Его тоже, – я поспешно мотнул головой, подбирая с пола уже успевший там оказаться пояс. – Это я так... Метафорически. Вспомнил, что мне пора.
– Но как же... – в глазах Изабеллы мелькнула тень того самого состояния, что в учебниках называют фрустрацией, и я даже испытал некоторый прилив гордости.
Так себе, конечно, достижение – завоевать сердце итальянской уличной шлюхи, прапрапрапраправнучке которой уже перевалило за девяносто, – но после длительного заключения в Абстерго уровень запросов у меня несколько пошатнулся.
– Я вернусь, – изобразив взгляд, который, как мне казалось, соответствовал ситуации, заверил я и лобызнул хрупкую ладошку.
– Я буду ждать, – пылко прошептала барышня.
Затем мы оказали друг другу посильную помощь – я вновь затянул корсет на ее тонкой талии и пышной груди, а она помогла мне справиться с обилием ремешков и поясных сумок.
– Вот и умница, малыш, – крайне довольно заключил Шон. – Если до сих пор не научился, то надеяться на Анимус бесполезно.
И тогда меня сорвало.
– Знаешь... черт с ними, с делами, – подмигнул я Изабелле и, под ее восторженные возгласы, завалил барышню на малость подмятую кровать.
– Ах ты ж гребаный..! – разразился, было, Шон, но его голос стих посреди реплики.
– Юху! – Ребекка радостно расхохоталась в динамик. – Давай, Дез! Я отрубаю связь, маякни, если захочешь пополнить словарный запас посредством Шона.
«Хоть сделали вид, что отвернулись, и на том спасибо», – мысленно фыркнул я, и очень скоро незримое присутствие беснующегося Шона и веселящейся Ребекки перестало меня волновать.
Прелестница либо была фанатом своего дела, либо избрала данный способ отблагодарить благородного ассасина за обилие совершенных им добрых дел, либо просто привыкла честно отрабатывать свой заработок, но, так или иначе, раздет я (то есть, Эцио – или, вернее, мы с ним) оказался в рекордные сроки, и соблазнительные кружева ее подвязки уже показались из-под подола незначительных юбок, и я почти успел коснуться губами восхитительной груди,... когда мир перед глазами залило молочной белизной, и спустя секунду я оказался сидящим в Анимусе.
– Что за... – начал, было, я, готовясь вступить с Шоном в бурную дискуссию, которая, возможно, окончилась бы рукоприкладством, но наткнулся взглядом на Ребекку, сделавшую страшные глаза и приложившую палец к губам.
Я послушно заткнулся и вопросительно приподнял бровь.
– Люси, – одними губами произнесла айтишница, и я прикусил язык. При всем желании вкусить прелестей продажной средневековой любви, при Люси заниматься этим мне не улыбалось ничуть.
Снизу и впрямь доносился ее мягкий голос, но разобрать слов мне не удавалось.
– А Шон куда делся? Ябедничает? – вполголоса уточнил я.
– Обедает, – фыркнула Ребекка. – Когда он понял, что ты его не слышишь, и не услышишь, пока я не сниму блок, интерес его как-то сразу поостыл.
– Мне кажется, или у него месячные? – я усмехнулся, потирая затекшее запястье.
– О нет, это не месячные. Месячные рано или поздно проходят, а у него это пожизненное, – Ребекка расхохоталась своим низким грудным смехом, и я в который раз подумал, что как реальный друг она мне нравится куда больше, чем как гипотетическая подруга. – Вылезай пока, я потру записи, что ли... Ложись поспи, уже почти семнадцать часов просидел.
– Спасибо, – я искренне хлопнул по протянутой ладони, услышав ответное «да не вопрос», и поднялся из этого чертового красно-оранжевого кресла, пытаясь вновь начать ощущать собственное тело.
Мир на долю секунды заволокло черным туманом, и прямо передо мной материализовался призрачный всадник, но видение исчезло, стоило только сморгнуть. Чертыхнувшись под нос, я побрел в сторону кухни, которую следовало бы назвать «комната с микроволновкой и холодильником, забитым полуфабрикатами», потому что к полноценной кухне это помещение не имело никакого отношения. В те славные времена, когда я был обыкновенным барменом, и не убивал и без того давно умерших людей посредством Анимуса, мое пристрастие к готовке не ограничивалось смешиванием коктейлей. Однако же, пребывание пленником в штабе тамплиеров, а затем почти им же в штабе ассасинов быстро избавляет от гастрономического снобизма.
– А я знал, что пяти минут тебе хватит слихвой, – злорадно отозвался Шон, что-то читая со своего айпада за вялым поглощением китайской лапши.
– Безуспешно мечтаю побить твой рекорд в полторы, – огрызнулся я и полез в холодильник.
Сиротливая сосиска соседствовала с упаковкой замороженных вафель и банкой фисташкового мороженого. Полкой выше лежала пицца, которую, судя по помятости коробки, мы выиграли у тамплиеров в футбол, притом ей же и играли. Тяжело вздохнув, я взял на себя морально непростую миссию покончить со страдалицей и запихнул ее в микроволновку.
Шон промолчал, не то истратив за день свой запас низкопробного сарказма, не то слишком увлекшись своим айпадом. Первый вариант показался мне более приятным, и я решил, что верен он. Плеснув себе в кружку остатки почти остывшей жижи из кофейника, я сел за стол напротив него, без особого интереса заглядывая в планшетку. Перевернутый текст на экране, судя по иллюстрациям, был посвящен средневековым пыткам, и я едва не поперхнулся кофе, невольно порадовавшись, что в истории Эцио близкого знакомства с оными не предусмотрено.
– Слабак, – презрительно пробормотал Шон, перелистывая страницу, но как-то без энтузиазма.
– Да пошел ты, – отозвался я, отводя взгляд от изображения испанского сапожка.
Наверное, Шон что-нибудь мне ответил. Хотя, может, и нет. Не имею понятия – с очередным глотком кофе я снова оказался посреди черного тумана, и на этот раз манипуляции с морганием и встряхиванием головой не помогли, меня полноценно накрыло видением, как в тот раз, когда мой арабский предок обеспокоился продолжением рода. Сейчас передо мной вновь был Альтаир, и вновь я не имел над ним никакой власти, оставаясь только незваным зрителем.
Он притащил меня в Иерусалимское бюро. Собственно говоря, бюро в разных городах были практически идентичны, и даже пальмы в кадках и подушки, заменявшие нормальную человеческую кровать, казалось, везде были одинаковыми, как будто эти ребята уже тогда непреложно следовали корпоративному стилю, как какой-нибудь захудалый МакДональдс или Старбакс с их неразличимыми залами и формой персонала в любом конце света. Иерусалимское отличалось тем, что здесь на стойке всегда валялись свеженарисованные карты, а поверх них – неизменный циркуль Малика, ну или как там называется эта хреновина, которой он постоянно вымерял расстояния? Короче, эта самая штука валялась на стойке, и сомнений не оставалось – бюро именно Иерусалимское. Альтаир побарабанил пальцами по прилавку, и из глубины комнат действительно вышел Малик, как какой-нибудь распорядитель отеля, пришедший на звон колокольчика, тронутого нетерпеливым посетителем. Я уже приготовился услышать что-нибудь отвратительно-ехидное и испытать странное удовлетворение от того, что мы, благородные ассасины, всегда вынуждены были терпеть засранцев в числе соратников, то есть, я тут не единственный страдаю, когда Альтаир одним движением перемахнул через стойку и стиснул своего засранца в объятиях, что-то истово шепча на арабском.
Наверное, там, в реальности, я выронил свою кружку с кофе. Здесь же, в неконтролируемом видении о своем неблагочестивом предке, я только порадовался, что не знаю языка, а вся эта хрень с видениями глючит так же, как и Анимус, давая перевод очень выборочно.
Робкая надежда на то, что Малик сейчас двинет Альтаиру в ухо единственной рукой и прекратит это издевательство, себя не оправдала. Упомянутая рука зарылась в короткие волосы у Альтаира на затылке, тем самым скинув на плечи очаровательный белоснежный капюшон, и шепот утонул в поцелуе. Нет, я не из тех ребят, что впадают в ужас, истерику или там бешенство, увидев двух целующихся мужиков, но от этих я ничего подобного никак не ожидал. «Что ж ты, скотина, изменяешь матери своих детей?» – с отстраненным ехидством подумал я, наблюдая, как из-под черного халата появляется белая ассасинская роба. Если бы у меня была возможность отвернуться, я бы отвернулся. Но из предыдущего опыта стало понятно, что, видимо, судьба у меня такая – наблюдать за постельными утехами Альтаира, и потому пришлось лицезреть и все последующее.
Последующее, надо сказать, не отличалось особой художественностью. Оно и понятно, суровые времена - суровые нравы, да и вряд ли ребята рассчитывали, что через пару десятков веков кто-то будет оценивать их артистизм. Малик облокотился пятой точкой о прилавок, Альтаир навис сверху, спешно избавляя обоих от одежды – впрочем, достаточно выборочно, вычеркивая из гардероба только то, что реально мешало процессу. С нервным смешком я подумал о военной привычке не тратить слишком много времени, ограничиваясь концептом «сунул-вынул-и-пошел». Оно-то, конечно, и понятно – Альтаир наверняка не озаботился тем, чтобы закрыть плетеной решеткой вход в бюро. Хотя, кто их, этих ассасинов, знает, может, они там не только гашишем баловались, и это все в порядке вещей…
В общем, в итоге Малик стараниями соратника распрощался со штанами и уселся на стойку полноценно. Я с некоторым ужасом готовился к тому, что сейчас мне предстоит лицезреть сеанс суровой мужской любви, но ребята пощадили мои нервы, ограничившись более легким вариантом. Прерывистого шепота я, к счастью, не расслышал, Альтаир говорил уж совсем тихо, подобравшись к Малику вплотную. Затем похабным, но внезапно уместным жестом широко лизнул собственную ладонь и одним движением обхватил оба члена – и свой, и Малика. В подробностях процесса, к счастью, видеть мне не довелось, полы расстегнутой ассасинской робы скрывали детали, но догадаться о том, что именно происходит, по движениям руки и рваным выдохам в унисон, было, скажем так, не особенно сложно.
Желание отвернуться все нарастало. Самым странным оказалось то, что отвернуться хотелось не из-за того, что у меня на глазах два вполне себе нормальных вроде как мужика занимались всякой хренью. Отвернуться хотелось из-за того, что подглядывать казалось кощунством. Слишком уж по-настоящему вели себя эти двое: слишком жадными выглядели поцелуи, слишком отчаянно, до побелевших костяшек, сжимались на плече Альтаира пальцы Малика, и слишком ясно я понимал, что им сейчас на все насрать – и даже если я сейчас вдруг обрету для них плоть и стану видим, Альтаир не глядя швырнет в меня «рыбкой», но занятия своего они прервать и не подумают.
Проявив всю возможную деликатность, я уставился в потолок. Лучше, впрочем, не стало. Прерывистые стоны, влажные звуки поцелуев и мне-не-хотелось-думать-чего-еще не оставляли воображению возможности не дорисовать картинку в голове. К счастью, промучился я недолго. Судя по звукам, первым сдался Малик, да и Альтаир продержался ненамного дольше: второй охрипший стон прозвучал почти сразу вслед за первым.
Вот здесь я совершил ошибку. Зачем-то опустив глаза, я пронаблюдал долгий ленивый поцелуй. Это-то ладно, но затем Альтаир, не разрывая зрительного контакта с недавним любовником, неторопливо и основательно облизал с ладони белесые капли, весьма красноречивого происхождения. Чертыхнувшись под нос, я вновь вскинул взгляд на потолок, дожидаясь, когда же это все закончится.
Мой мозг, или что там отвечает за чертовы видения, видимо, сжалился – или просто решил, что все необходимое я уже увидел. Так или иначе, но в следующую секунду я уже вновь сидел на кухне, и крайне задумчивый Шон напротив по-прежнему трагично жевал лапшу, уставившись в планшетник.
Кофе, как выяснилось, я так и не разлил. Поэтому автоматически поднес чашку к губам и даже не закашлялся, сделав глоток.
Запищала микроволновка.
– Так и будешь сидеть? – проворчал Шон, недовольно покосившись на писк. Затем он перевел взгляд на меня и даже замолчал на некоторое время, видимо, изучая всю силу охренения на моем лице. – Что-то ты какой-то покрасневший, – наконец, осторожно заметил он.
– Я, пожалуй, пойду. Посплю, – отозвался я, медленно поднимаясь из-за стола.
– А пицца?
– Расхотелось…
Поставив чашку в раковину, я вышел из кухни. Судя по тому, что вслед не прозвучало привычных причитаний о том, что посуду за мной никто мыть не собирается, да и вообще, что я тут о себе возомнил, выглядел я и впрямь… не очень.
Пройдя мимо девушек и даже что-то рефлекторно поотвечав на какие-то вопросы Люси (из головы мгновенно вылетело, что и на какие именно), я рухнул в кровать и попытался уложить в голове увиденное.
Укладывалось, прямо скажем, с трудом. В итоге я волевым решением убедил себя, что подумаю об этом завтра, и провалился в сон, благо, на этот раз совсем без сновидений.